– Сяду с вами и буду слушать. Рот обещаю не открывать… если только совсем не приспичит. Но ты мой муж, и я должна знать, что тебя ждет.
Грозному сыщику и без пяти минут арестанту пришлось смириться.
Алексей Николаевич описал ситуацию, в которой он оказался. Открыто предварительное следствие, его результат легко предсказать. Два министра, Щегловитов и Макаров, решили посадить Лыкова в тюрьму. За то, чего он не совершал. Следователь готовит заключение. Аргументы у него такие, что не подкопаешься. Пять свидетелей, репутация сыщика, личный мотив против погибшего – один к одному. Жесткий выговор от министра ложится в ту же канву: строптивый подчиненный обиделся и решил показать, что он плевать на всех хотел…
В результате обвинительный приговор практически неизбежен. Можно лишь пытаться снизить меру наказания с каторги до арестантских рот. Если удастся, уже хорошо! По мнению юристов, Лыков получит три с половиной года и сядет в Литовский замок. Там есть Четвертое отделение, в нем отбывают срок те, кто прежде принадлежал к привилегированным сословиям. И хотя в тюрьме все арестанты равны в своем бесправии, прошлая жизнь позволяет «бывшим» сидеть с относительным комфортом. А не соседствовать с ворами, бродягами и прочим сбродом…
– Обвинение можно разрушить лишь одним способом, – продолжил свой доклад Алексей Николаевич. – А именно заставить лжесвидетелей изменить показания на правдивые. Сейчас, до суда, это сделать нельзя. Придется ждать, когда меня упекут за решетку. Дальше все зависит от вас, господа. Дело быстро забудут, у вас окажутся развязаны руки. Давайте думать, как вести неофициальное дознание, цель которого – вернуть мне прежнюю жизнь. Там, на шконке, сам я ничего не смогу, вся моя надежда на вас. И на людей Филиппова. Владимир Гаврилович обещал всячески помогать. Его сыщики беспрепятственно ходят в ДПЗ по своим делам, они могут надавить на лжесвидетелей. И уже пытались сделать это наскоком, но не получилось. Нужна осада, долгая, трудная, требующая сил, времени, денег. А я буду сидеть и ждать.
Следующим выступил шеф Восьмого делопроизводства коллежский советник Лебедев. Он частным образом переговорил с прокурором Петербургской Судебной палаты Корсаком и его товарищем Устарговским. Те ждут не дождутся окончания предварительного следствия. Корсак уже набросал вчерне письменное представление палате о возбуждении против Лыкова судебного следствия. Машина работает, все хотят угодить Щегловитову. С формальностями закончат быстро, возможно даже, до Нового года.
Публика в комнате собралась бывалая, галдеть про невиновность никто не стал. Люди сразу заговорили деловито, без лишних слов. Азвестопуло сказал:
– Надо разобщить негодяев по-настоящему. Их, конечно, рассадили порознь, когда начали дознание смерти Мохова. Но это же ДПЗ! Ребят сунули в общие камеры. Они встречаются каждый день, то в бане, то в уборной. Всегда смогут сговориться. Хорошо бы Дригу с Кайзеровым перевести в другую тюрьму. Явно они заправилы, а тех троих запугали.
– Бандитам светит каторга, – напомнил Лебедев. – Но не раньше, чем закончится следствие и состоится суд. На это месяцы могут уйти… Лишь тогда Степку с Лукой отправят в пересылку. Уговорить бы начальство распихать лжецов по одиночным камерам. Но кто обратится? Алексею Николаевичу нельзя.
Остальные пожали плечами. Предложение поставило всех в тупик. Начальником ДПЗ служил Светловский, которого Алексей Николаевич знал как облупленного. Но теперь это знакомство было бесполезным.
Тут заговорил Белецкий:
– Светловского попрошу я. Но лишь после того, как стану директором Департамента полиции. Тогда моя просьба будет более веской. Сейчас же это делать преждевременно, мы только привлечем ненужное внимание юстиции.
– А когда случится ваше назначение? – спросил генерал-майор Таубе.
– Не раньше февраля следующего года. До этого срока место для Нила Петровича в Сенате не освободится.
– А суд произойдет намного раньше, так?
– Так, ваше превосходительство.
– Для вас Виктор Рейнгольдович.
– Благодарю. А я Степан Петрович, для всех присутствующих.
