Вход в «Плазу» замело почти до колена, я подергал двери — закрыто. Внутри было совершенно темно. Ничто не указывало на то, что после атаки в этом месте побывали люди, — кроме меток на створках дверей и на углу здания напротив: краской из баллончика там были нарисованы большие знаки в виде буквы «Х» с цифрами и буквами в каждой четверти — явно какой–то код. Вдалеке раздался одиночный выстрел, за ним сразу же последовала очередь.
Вниз по Пятой авеню бежали люди. Сквозь плотную пелену снега я мог рассмотреть только темные силуэты. Шестеро. Люди приближались.
Солдаты? Нет, охотники. Оставаться здесь было нельзя. Пригнувшись и стараясь не высовываться из–за машин, я побежал по Пятой авеню — и уткнулся в гору обломков. Охотники остановились возле «Плазы», именно там, где только я только что изучал сделанный краской знак.
Они замерли на фоне здания, торец которого украшала гигантская рекламная растяжка — этажей десять высотой, не меньше. Полуголая девушка рекламировала… сумочку. А может, и нет: сейчас безумных размеров рекламная картинка утратила какой–либо смысл. Даже не получалось представить, что когда–то все это имело значение.
Придерживая воротник куртки, чтобы за пазуху не набивался снег, я побежал по правой стороне улицы, стараясь держаться как можно ближе к зданиям. Охотники бежали за мной примерно с такой же скоростью.
Я был уверен, что они пока еще меня не заметили, иначе бы двигались гораздо быстрее — сейчас они шли по моим свежим следам на снегу. И я понесся вперед, больше даже не пытаясь прятаться.
Границы между тротуаром и проезжей частью стерлись. Повсюду стояли искореженные машины: легковушки, фургоны, грузовики; валялись обломки, торчали острые осколки — и все это было покрыто толстым слоем пепла под грязной ледяной коркой и присыпано свежим снегом. Прямо впереди дорога была полностью перекрыта завалом. В один из первых дней я видел из Рокфеллеровского небоскреба, как рухнуло это здание, а потом еще долго в воздухе висело облако серой пыли. Развалины ощетинились рваной арматурой и битым стеклом.
У меня было три варианта: оббежать преграду по полному опасностей Центральному парку, сделать круг и через квартал или два вывернуть на восток, чтобы с большой вероятностью уткнуться в очередной завал, или развернуться и бежать назад.
Я оглянулся. Преследователи на пару мгновений остановились — я еле–еле успел пересчитать их — и снова побежали, только теперь гораздо быстрее. Двое свернули на боковую улочку.
Раздумывать было некогда. Я перебежал через дорогу к Центральному парку. Внутри виднелось кирпичное здание с белыми деревянными рамами. Оно очень напоминало самую настоящую, а значит, надежную крепость, с башнями по бокам, высотой в четыре или пять этажей. Ко входу вели полтора десятка ступенек. Атака не коснулась его.
Справа от меня была кирпичная колонна с позеленевшей от времени медной табличкой «К зоопарку и кафетерию»; прямо от колонны шла вниз лестница. Я ухватился за железные перила и быстро–быстро стал спускаться по скользким ступенькам, стараясь не упасть. Перебежав через небольшой пятачок, я оказался у подножия лестницы, ведущей к массивным деревянным дверям кирпичного здания. Мне было страшно и очень холодно. Снег сменился ледяным дождем. Я оказался не в то время и не в том месте.
Даже если удастся оторваться от охотников, найти убежище до наступления темноты у меня вряд ли получится. Мои преследователи пока еще не свернули в парк — я видел их наверху, но медлить было нельзя: от «Плазы» они уверенно шли по моим следам, так что скоро будут здесь. Надежда только на то, что дождь немного смоет следы…
Я взбежал по лестнице к наполовину застекленным дверям. Заперто. Я замер и прислушался. Топота слышно не было, но зато я прекрасно видел, что охотники вот–вот поравняются с тем местом, где я свернул в Центральный парк. У меня оставалось от силы две минуты. Может, получится разбить стекло и изнутри открыть дверь? Я приложил руки лодочкой к глазам и приник к стеклу, пытаясь рассмотреть, что там внутри, но было темно, как я ни щурился и ни старался различить хоть что–нибудь.
