Да, местечко отнюдь не райское...
Болан сохранял ощущение принадлежности к реальному миру через свои шаги по мокрой траве, через жужжание насекомых, через чувство единения с ночью.
Несомненно, ночь была ему сестрой. Болану следовало бы родиться индейцем пару сотен лет тому назад. Он бы лежал в высокой траве и поджидал своего брата — медведя, топающего по тропе в поисках пищи и воды. Тогда Болан-храбрец поднялся бы с костяным ножом в руке, чтобы нанести могучий удар и освободить священный дух своего брата, а потом просить у него прощения за то, что отправляет его назад к великим богам прерий. Эта победа обеспечила бы племени пищу, теплую одежду, согревающую в холодные ночи, кости для орудий труда и войны, в его честь был бы исполнен танец и старики произнесли бы слова похвалы.
Но Болан-храбрец не был индейцем. Он не залег в ожидании своего брата-медведя. И смерть, которую он нес с собой, не принесет пользы, вызывающей уважение и одобрение племени, его победа не будет увенчана почестями, ибо он охотился за своим братом — человеком, и его окончательная победа станет его окончательным поражением: он будет похоронен в бесчестии.
Такова была реальность, таков был другой взгляд на жизнь.
Болан оставил свою машину далеко в тылу, руководствуясь чувством осторожности, родившимся давным-давно и обострившимся после перестрелки в порту Сиэтла, происшедшей менее суток тому назад.
Игра шла по-крупному, ставки в ней были исключительно высоки. Мак принял чужие условия, даже не зная, сколько стоит на кону, и вел игру соответственно с ощущением цены. На этот раз он не попадет в ловушку эшелонированной обороны противника.
И он не попал.
С расстояния в триста ярдов послышалось злобное рычание «томпсонов»: два автомата вели огонь длинными очередями, взорвав спокойствие ночи и нарушив ее мрачное очарование. Неясный свет окон находившейся в отдалении хижины был почти неразличим в молочной мути сгущавшегося тумана.
Болан даже не стал приближаться к ней. Петляя, словно заяц, запутывающий след, и напряженно вслушиваясь в звуки ночи, он уже выходил к дороге, сжимая в руке неразлучную «беретту», как вдруг увидел яркий свет вспыхнувших фар автомобиля и рев двигателя, запущенного на полный газ. Затем раздался хруст гравия и визг шин, въезжавших на асфальтовое покрытие дороги. Мак принял решение молниеносно. Он рванул прямиком через кустарник и черноту леса на перехват машины, проклиная себя за то, что не прочувствовал ситуацию на пару минут раньше.
Он добежал до дороги буквально за несколько секунд до появления из-за поворота светящихся фар и открыл огонь с ходу, тут же разрядив всю обойму. Не дожидаясь результата стрельбы, Мак нырнул в сторону и приземлился на мягкий густой мох, пропитанный водой, как губка. В падении он вставил в «беретту» новую обойму и лишь теперь заметил, что обстрелянная машина резко вильнула вправо и вылетела с дороги прямо в лес.
Передним бампером она с лету врезалась в дерево. От мощного удара машину отбросило, развернуло боком, снова швырнуло о толстый ствол сосны...
Из-под задних крыльев мгновенно на свободу вырвалось яркое пламя, оно расправило крылья, набрано силу и неудержимо взметнулось высоко в темное небо, пожирая искореженные останки автомобиля.
В десяти футах от пылающего погребального костра Болан нашел труп, выброшенный из машины при ударе о дерево. Лицо покойника показалось Маку знакомым. Присмотревшись, он вспомнил, что «познакомился» с ним часов шестнадцать тому назад во время своего посещения загадочного острова.
Мак понимал, что дальнейший успех его миссии будет зависеть от правильности оценки сложившейся обстановки. По всему выходило, что бандитов было трое. Небольшая группа, и Болан не сомневался, что на этот раз других эшелонов не предусматривалось. Мафиози все точно рассчитали, они знали, что их ожидает легкая работа.
Болан побежал по дороге в ту сторону, откуда приехала машина и за поворотом увидел хижину — охотничий домик в современном стиле. Убедившись, что вокруг никого нет и его не ожидают неприятные сюрпризы, Мак вошел в приоткрытую дверь.
