Выйдя на улицу после застолья, я обратил внимание на покосившийся плетень, окружавший хату. Пока мои товарищи отдыхали в доме, я подошел к плетню и чуть подправил его, подвязав куском проволоки к столбу, который еще прочно держался в земле. Затем присел на завалинке и закурил, не зная, что хозяин наблюдает за мной из окна. Молодуха то и дело порхала мимо нас, бросая любопытные взгляды в мою сторону. До призыва в Красную армию я занимался футболом, тяжелой атлетикой, а перед самой службой работал водолазом-спасателем на Воробьевых горах. Поэтому выделялся среди товарищей хорошей физической формой. С лица дивчины не сходила застенчивая улыбка, она все время что-то щебетала по-украински, обращаясь ко мне.
Настал момент расставания с гостеприимными хозяевами, мы тепло поблагодарили их за хлеб-соль и уже собрались в путь, как хозяин вдруг подошел ко мне, положил на плечо руку и стал уговаривать меня остаться жить у них. Оказалось, что им всем я приглянулся! Откровенно говоря, предложение было совсем неожиданным. Своей нелепостью оно обескуражило меня: вокруг война, нам надо пробираться к своим, к фронту, а тут… Хозяин предложил мне переодеться в крестьянскую одежду и остаться у них до окончания войны, а если понравилась их дочь, то и пожениться. Девушка стояла в стороне и, потупив глаза, слушала отца.
Я категорически отказался, и мы, поблагодарив еще раз хозяев за радушный прием, тронулись в путь. В дорогу гостеприимные хозяева собрали нам немного еды в узелок, хозяйка перекрестила нас крестным знамением, хотя мы и сказали, что в Бога не верим, и всплакнула. Что ждет нас впереди? Перед нами лежала пыльная дорога, уходящая вдаль по украинской степи.
Долго еще были видны возле хаты силуэты хозяина, его жены и дочери. Мы тем временем перебрасывались шутками по поводу столь неожиданного предложения стать женихом. Хотя нет-нет да и оборачивались назад, чтобы снова и снова увидеть, как все трое машут нам вслед руками.
Попались…
>(10–11 июля 1941 года)
Уже девять суток бродим мы, четверо москвичей, по Украине. Встречаем по пути таких же бедолаг окруженцев. Все они мечутся: кто на восток, кто на север, кто на юг. Везде немцы. В какую бы деревню ни зашли, везде говорят, что фронт быстро откатывается на восток. Узнав в крайней хате, что в селе еще нет немцев, просим что-нибудь перекусить и бредем дальше.
На закате подошли к окраине большого села. Немцев не видно. Пройдя несколько домов, выходим на центральную площадь села. Возле пруда стоит сельский магазин. Из него колхозники тащат по домам оставшиеся в магазине продукты. Наше появление никого не удивило и не прервало грабеж, все продолжали тащить мешки с мукой, крупу, соль и другие припасы. Пожилой мужчина, как потом выяснилось председатель колхоза, вел на поводу лошадь. Вдали мы увидели еще и других людей, уводивших со скотного двора телят и коров. Председатель объяснил нам, что раздает все, чтобы не досталось немцам. Мы спросили его, где нам можно переночевать? Жестом он показал нам на скромную мазанку. Подойдя к ней, постучались. Из низенькой двери вышла старушка. Маленькая, но очень подвижная пожилая женщина быстро-быстро заговорила по-украински, приглашая нас зайти.
Внутри хаты было тесновато из-за огромной, как мне тогда показалось, чисто выбеленной печи. От нее поперек хаты шла дощатая перегородка. Она делила все пространство дома надвое. Усадив нас на лавку, хозяйка достала с печи горшок с простоквашей и дала его нам. Она извинилась, что у нее нет ни хлеба, ни картошки. Мы выпили простоквашу. Хозяйка уже хлопотала о нашем ночлеге. Она сама принесла с улицы большую охапку сена, разложила его прямо на земляном полу за перегородкой. После долгого пути усталость сразу сморила нас. Мы, четверо, улеглись рядком, крепко заснули…
Сон оборвался внезапно. Кто-то пинками бесцеремонно будил нас. Глаза слепил яркий свет карманных фонарей. Оглядевшись, мы увидели двух немцев. Стволы автоматов они направляли то на одного, то на другого. Громкая и непонятная немецкая речь. По движению стволов автоматов мы поняли, что надо выходить на улицу.
