Сегодня работа не шла на ум. Николай Николаевич много ходил, надеясь, что ходьба принесет успокоение, былую уверенность в себе, но наплыла усталость, обыкновенная усталость, какая появляется после трудового дня, и мутная тяжесть в голове, хорошо знакомая старикам. Он любил спокойствие, стремился к нему, искал его, и теперешнее состояние угнетало Варакина. Но это было тоже проявление скверны, эгоизма: он не раскаивался, он боялся, что нарушилось спокойствие.
«У меня, кажется, шизофрения, — грустно раздумывал Николай Николаевич. — Да!.. Почему-то мы, люди, иногда не понимаем друг друга, одна бестактность рождает вторую, и грубость возвращается к тебе же, как бумеранг, хотя ты в общем-то не злой и не пакостливый, разве что не в меру самолюбив».
Потом он долго бродил по вечерним улицам поселка и стоял возле своего дома, прислушиваясь к свисту ветра и думая, думая… Хорошо думается, когда ходишь по безлюдным улицам, в поле, в лесу.
«А почему все же думается лучше, когда ходишь? Не все ли равно — ходишь или сидишь?»
Чем дальше, тем больше убеждался он в том, что был не прав: беспокойный характер, мальчишество Генриха принимал за неуживчивость и злобность. Споры по пустякам.
«…Если воля цепляется только за мелочи, только за нечто бессодержательное, то она превращается в упрямство». Кто сказал это? Кажется, Гегель. «Чем сильнее, тем смирнее; чем умнее, тем скромнее». А кто это сказал?»
Ну, по-мальчишески петушится, ну, ершится, горд, конечно, как многие из нынешних молодых, непреклонен. Это от молодости. Пройдет. Есть такой грех. И что? На периферии, в глуши все проще. Надо бы не так с ним… не теми словами, не тем тоном. Да и вообще все бы надо не так… Почему он начал понимать это только сейчас? Сейчас?! Что-то понимал и раньше. «Что-то»… «Количество перешло в качество? Бог ты мой, нельзя же в каждую мелочь подпускать философию. Как любим мы различными мудрыми изречениями оправдывать свои просчеты. Ведь должно же было это произойти когда-то, не могло не произойти, — всему бывает конец».
Статью напечатают в завтрашнем номере газеты. «Материал обработали, все факты использовали», — сказал ему еще позавчера по телефону сотрудник редакции. А Николай Николаевич знал, как в редакции «обрабатывают»: так порой подадут, что хоть в тюрьму сади… Он трижды пытался позвонить в редакцию и снять статью или убрать фразы об Антушеве, но связь была прервана, где-то в тайге порвало провода, что часто случалось в этих местах в непогоду.
Почему он не подумал об этом раньше? А когда раньше? Вчера, например. Сегодня утром надо было уехать в райцентр, а оттуда на самолете в область. Хо, на самолете!.. Отсюда летают только маленькие самолеты. Да и едва ли летают в такую пакостную погоду. Кроме того, билет надо заказывать за сутки, за двое, там всего мест десять — двенадцать. И один рейс в день. Костяев говорил, что дорогу в райцентр завалило снегом — ни пройти, ни проехать.
Еще позвонить.
В трубке послышался равнодушный голос телефонистки: «Связь с городом нарушена».
Э, черт! Он успокаивал себя, что, возможно, восстановится связь и что вообще ничего особенного не произошло, — обыкновенная критика; ну, может быть, не совсем объективная, но все же критика недостатков, а критику надо уважать. Утешал, бодрил себя, но в душе оставалось что-то тревожное, тягостное, и в голову назойливо, неврастенично лезла цицероновская фраза: человеку свойственно ошибаться, а глупцу — настаивать на своей ошибке.
Утром к нему вызвали врача. Он почти не спал в эту ночь, голова была тяжелая, как котел, и мутная, будто после угарной бани. Когда-то все для него было трын-трава. А теперь тягостные мысли, гнетущее настроение выводили его из строя. Собственно, он уже не думал ни о статье, ни об Антушеве, вспоминались все больше давние события, трудности и лишения, мучившие его в войну, — он был тогда взводным, трижды ранен, — послевоенные голодные дни, когда он, кроме старой шинелишки, ничего не имел, и теперь было обидно за себя, жаль своей молодости. Но ведь смешно жалеть сейчас. И еще более смешно не спать из-за этого. Видимо, были какие-то другие причины бессонницы, непонятные ему. И, возможно, много причин. «Количество перешло в качество». Опять!..
