Двигая ручки управления, Карлос размышлял, где они допустили ошибку и почему операция провалилась. Он не хотел распределять вину на всех, операции у него срывались редко, а если и срывались, то всегда из-за чьего-то предательства. Он вновь и вновь прокручивал в мозгу каждый шаг в поисках слабого места. Только не Мэри Хеннесси, в этом он был уверен. И Мэтью Бейли сделал все, о чем его просили. Снайперы тоже.
Возможно, это просто невезение. Может быть, боги решили, что Ильич Рамирес Санчес не заслужил покоя, чтобы, почивая на лаврах, провести остаток дней своих в обществе жены и детей. Дисплеи радиосвязи на панели управления были погашены. Карлосу они были не нужны, да он и не хотел говорить с кем бы то ни было.
Он летел на юг, по направлению к центру Чесапикского залива.
Карлос думал о жене и детях. Интересно, как они там, нашла ли Магдалена время починить стереосистему. У них был чудесный домик, в котором он мог расслабиться, с несколькими акрами тенистого сада за высокой каменной стеной.
Карлос поворачивал налево до тех пор, пока индикатор курса не показал, что он летит на восток. Карлос вспомнил, как плакали его дети, когда он сказал им, что должен на некоторое время уехать, и как серьезно они кивали головками, когда он брал с них обещание позаботиться о маме. Его собственная мать тоже плакала и крепко обнимала сына, словно зная, что никогда больше его не увидит. Еще он вспомнил, с какой жадностью предавалась любви Магдалена в их последнюю ночь в доме, когда его чемодан уже стоял упакованный рядом с кроватью.
Назад дороги не было, Карлос это понимал. Ему предложили сделку. Если бы у него все получилось, он имел бы убежище до конца своих дней, независимо от международного давления. Но в случае провала никаких нитей, ведущих к его хозяевам, быть не должно. В обмен на молчание его семье будет разрешено остаться в доме. Карлос заранее позаботился, чтобы в любом случае на их счетах в заграничных банках лежало достаточно денег, с которыми ни Магдалена, ни их дети ни в чем не будут нуждаться. Впереди он видел синюю беспредельность Атлантического океана и темнеющее небо. Солнце уже начало закатываться за горизонт.
Пролетая над водой, Карлос расслабился. Он не сделал ничего, за что ему могло бы быть стыдно. Белые барашки волн бежали внизу, в четырех тысячах футов под ним. Вода может спрятать человека надолго, подумал он. Возможно, навсегда. Карлос открыл дипломат и достал Р228. Отвинтил глушитель, кинул его за спину, затем убрал левую руку с руля и приставил ствол пистолета к виску.
– Магдалена, я люблю тебя, – прошептал он.
* * *
Доктор наложил последнюю повязку и отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой.
– Вы очень везучий человек, спецагент Говард, – сказал он.
– Что-то не ощущаю я особенного везения, док, – ответил Говард.
Врач снял резиновые перчатки и кинул их в мусорный ящик.
– Если бы пуля не задела кость и пошла вниз, а не вверх, вы сейчас находились бы не здесь.
Говард сидел на больничной койке, забинтованный по пояс. Он попытался встать, но врач покачал головой и поднял руку как бы в индейском приветствии, заставив Говарда остаться на месте.
– Вы никуда не пойдете. Вы потеряли много крови. Необходимо побыть хотя бы один день в постели.
– Я хочу домой, – сказал Говард.
– Насколько я понимаю, дом ваш в Фениксе, а сейчас вы не в том состоянии, чтобы лететь. Останетесь лежать, это приказ.
– Но моя жена… – начал было Говард.
– … Ждет вас за дверью, – закончил доктор. Он кивнул медсестре, которая вышла и через несколько минут вернулась в сопровождении Лизы.
Лиза Говард бросилась к кровати, чтобы обнять своего мужа, но тут же отпрянула, увидев повязки.
– Я не рассыплюсь, – тихо сказал Говард, и она, улыбнувшись, потянулась к нему. На глазах ее были слезы.
– Как ты здесь оказалась? – изумленно спросил Говард.
– Джейк позвонил мне и сказал, что я должна приехать сюда. Отец организовал самолет. – При упоминании об отце она почувствовала себя ужасно неудобно, и Говард, не в силах сдержаться, расхохотался.
– Это прекрасно. Дорогая, это просто прекрасно. – Он приподнялся и крепко обнял жену, оторвав ее от пола, хотя это стоило ему адской боли.
