Девушка пожала плечиками и стянула с себя простыню. Она сегодня раздевалась сто раз. Точнее, разделась по приказу, едва перешагнула порог громадной срубовой бани, и ходила голышом париться и окунаться в бассейн, ложилась на лавку то животом вниз, то вверх. Как и остальные «жакетки», с которыми она сегодня и познакомилась, лихо пила за здоровье хозяина, нацелившись на него торчащими сосками.
– Надевай форму, – отдал очередной приказ Звягинцев и, откинувшись на дубовую спинку стула, поочередно оглядел остальных девушек. – Всем надевать форму! Даю вам три минуты. – И провожал их взглядом до смежного помещения.
Гости притихли, не зная, чего дальше ожидать от примерного семьянина, любящего отца и мужа. Бывший начальник 1-го управления ГРУ отличался топорным юмором. Скорее всего, подумал Тараненко, снова чего-нибудь отколет или отрубит. Вдруг генералы притихли. За дверью раздался топот. Генерал-майор Дубин приложил к губам палец:
– Тс-с! Так могут топать только наши жены. Товарищи офицеры, караул!
За взрывом хохота гости пропустили торжественное шествие лейтенанток, одетых в сапоги, юбки и расстегнутые гимнастерки. А под ними ничего. Точнее, сочные, как персики, молодые, почти что нецелованные груди. Кое-кто из генералов пустил слюну. Кто-то шепнул:
– Боже, какой к черту «Пентхауз»... Посмотрите на глянец наших подруг...
Все смотрели на глянец, тогда как Звягинцев, с которого простыня сползла на пол, смотрел на часы. Он первым нарушил молчание, за все спрашивая со своей «жакетки»:
– Вы опоздали на две с половиной минуты.
– Это не работа от звонка до звонка, – смело ответила она.
На что Звягинцев погрозил ей пальцем:
– Ошибаисся.
Он поднял бокал для вина, наполненный коньяком, и произнес «военно-патриотический» тост:
– За военную форму! За военную форму, которая к лицу всем. Кто не согласен, тот может поменяться со мной своей подругой.
– Я не согласен, – ответил Сергей Тараненко.
– Вижу, ты запал на мою блядь, – с грубой прямолинейностью заметил Звягинцев. – Поменяемся. Но сначала выпей. До дна, до дна. Вот так, – проследил он за именинником. – Значит, военная форма идет не всем женщинам? Посмотри на них, Сережа, – он снова уделил каждой девушке внимание взглядом и жестом руки, в которой все еще держал пустой бокал. – Посмотри и выдели ту, которой форма не к лицу. Я не призываю тебя выбрать страшилу, здесь таковых нет, не было и никогда не будет.
– Да, форма идет всем женщинам, – был вынужден согласиться Тараненко, решивший на скорую руку распутать эту проблему. Его речь отличалась связностью. Он говорил с убежденностью военного интеллигента. – Но одних военная форма действительно стройнит, подчеркивает фигуру. Именно форма подчеркивает и разницу между мужчиной, рожденным носить форму, и женщиной, рожденной...
– Стирать ее, – вставил Звягинцев.
Тараненко продолжил, несмотря на смешки товарищей:
– Более нелепого наряда не придумаешь.
– Разве он не стройнит?
– Стройнит? – Генерал вгляделся в каждое лицо, пышущее здоровьем. – Пусть так, пусть стройнит, хотя мне откровенно не нравится это определение, оно убивает что-то женское, что-то неуловимо важное, объяснить которое не по силам даже мне.
– Даже тебе?.. За это стоит выпить, – съязвил Звягинцев.
Тараненко задело за живое не выступление старшего товарища, но сама демонстрация форм – именно так, во множественном числе, выделил он. Он привык отвечать на выпады, а выходки старался не замечать. Он был обязан ответить, но чем? Слово «демонстрация» крепко запало в душу и не отпускало. Он знал себя: еще немного, и его ноздри раздуются от гнева на себя и всех, кто впервые, наверное, видел следы конфуза на его лице. Впервые он не смог ответить внятно, запутавшись в двух предложениях. А товарищи тем временем пили за то, что, по его словам и словам Звягинцева, «ему было не по силам». Вот ведь дурацкая ситуация. Ему, генералу от военной разведки, по силам даже то, о чем его высокопоставленные гости не догадываются.
Демонстрация...
– Одну минуту.
Тараненко вышел из-за стола. И как был в простыне, так и пошел к дому.
Вернулся он с видеокассетой. Видеомагнитофон марки «Панасоник» – эта редкая в Союзе вещь – уже был подключен к телевизору. Он вставил в деку кассету, на которую снимал еще более редкой вещью – видеокамерой той же торговой марки.
