Со временем тема «отъеденной попки» все чаще и чаще стала появляться в его разговорах, и в один прекрасный день он сообщил ей, что сажает ее на диету.
— Как?! — возмутилась было она. — А если я не хочу!
— Крошка моя! Это надо! Для твоего же здоровья! — ответил он тоном, не терпящим возражений.
И теперь по утрам и вечерам, когда они сидели вместе за столом, она грустными глазами наблюдала, как он поглощает свою любимую осетрину, крабовый салат, жареную картошку, французские пирожные и прочие вкусности, а сама изо дня в день пила кефирчик, грызла морковку и ела противный — жидкий, кислый — диетический творожок, который прилипал к нёбу. Своих денег — чтобы хоть тайком купить себе что-нибудь — у нее не было.
Так прошел год. Нравилась ли ей такая жизнь — трудно сказать, но она уже не представляла себе, как можно каждый день ходить на работу, проводить там восемь часов, а потом еще ломать голову, где подзаработать денег — на новое пальто, на запчасти для машины, на лекарства для родителей, на дачный хозблок… Теперь, чего бы она ни захотела — она это получала, стоило ей лишь об этом сказать… «Это судьба…» — думала она, когда в очередной раз как по мановению волшебной палочки получала то, что хотела.
Однажды вечером он пришел домой заметно простуженный. «По-моему, я заболеваю», — сказал он. Они поставили градусник — тридцать восемь и пять. Он наглотался каких-то супердорогих чудо-таблеток, изготовители которых обещали наутро возродить его из пепла, и лег в постель.
Была середина апреля, весь день солнце ярко светило в окна, сквозь открытые форточки доносился веселый щебет птиц и счастливые крики детворы… Она с нетерпением ждала его целый день, чтобы пойти погулять, и вот…
— Можно, я пойду одна? — робко спросила она.
— Нет, ни в коем случае, — ответил он. — Уже темнеет, мало ли кто повстречается тебе на пути.
— Ну, пожалуйста, — продолжала упрашивать она, — ведь сейчас еще светло, на улице так хорошо, земля уже подсохла, где-то уже травка растет. Ну, пожалуйста, — на ее глазах блеснули слезы… — У меня целый день так болела голова, мне нужно подышать свежим воздухом…
Ее головная боль, видимо, была для него решающим аргументом.
— Ну, ладно, иди, только не долго, я тебя очень прошу, крошка моя, — сказал он и, включив телевизор, прилег на диван…
На улице было действительно хорошо. Сначала она медленно прохаживалась вокруг дома, потом пошла в сторону метро. У входа в толпе мелькнуло знакомое лицо — она узнала бухгалтершу со своей последней работы. Они даже немного дружили — болтали друг с другом о своем, о девичьем… Оказалось, что бухгалтерша недавно переехала в этот район и живет неподалеку.
— Зайдем ко мне, попьем чайку, — предложила бухгалтерша, и она, немного поколебавшись, согласилась: ведь целый год не виделись, есть о чем поговорить.
Когда пили чай и болтали, она несколько раз порывалась ему позвонить и сказать, где она находится и с кем, но каждый раз останавливалась, зная, что он в ультимативной форме прикажет ей сейчас же возвращаться. А она хотела посидеть еще…
Домой она вернулась через три часа. Было около десяти вечера. Она с опаской открыла дверь, готовясь либо к зловещему молчанию, либо к бурным объяснениям… Его нигде не было видно… Ни в одной комнате… На кухонном столе стояла бутылка водки, с едва различимой на дне полоской жидкости…
Он стоял на балконе и смотрел на улицу… Услышав, видимо, что в доме кто-то есть, он повернулся, шагнул в комнату, зацепившись ногой за бортик и чуть ли не упав, и направился к ней шатающейся походкой… Ни слова не говоря, он схватил ее за плечо и, сдернув со стены собачий брезентовый поводок, который висел в коридоре, как память о давно умершем ньюфе, ударил ее… Казалось, он совсем не заметил, что тяжелый металлический карабин, коснувшись ее тела, причинил ей сильную боль…
— Что ты делаешь! Прекрати! — закричала она, пытаясь вырваться из его рук. Ее охватил ужас, она поняла, что сильные лекарства в смешении с водкой дали непредсказуемый эффект — он был словно невменяемый.
— А ты… ты… — словно рычал он, — ты разве не помнишь, как избивала меня, когда я хотел поиметь ту красавицу-овчарку, а в тот раз, когда я чуть было уже не проглотил тот дивный протухший кусочек говядины…
