Ну да ладно, ничего не поделаешь.
Говорят, полезно мыть волосы дождевой водой. Раньше русские девушки специально собирали ее для этой цели в кадушки. Так надо воспользоваться выпавшей удачей и погулять под ливнем, тем более что возвращаться совсем не хочется.
Еще, чего доброго, нагрянет на огонек Антон, и отказать ему в чашке горячего чая будет невежливо и негостеприимно, а он уж наверняка не сможет удержаться от приставаний. Придется снова обороняться…
А здесь она одна. И она — частица этого великолепия, этой небесной светомузыки.
Гром задавал ритм, ливень выводил мелодию сложную, полифоническую, как фуга. Сполохи высвечивали то тут, то там лоскутки юной зелени из общего серо-фиолетового фона.
Маша стояла как завороженная, выпрямившись свечечкой, непроизвольно раскачиваясь взад-вперед. Она чувствовала себя скрипичным ключом в грозовой партитуре: этот изящный знак остается неподвижным в начале нотной строки, а симфония кружится и льется как будто специально для него, в его вкусе, подчиняясь его желаниям.
Свето-запахо-музыка. Трава и земля не умеют петь, но не могут и остаться безучастными к творению весеннего грозового шедевра. Вот и вплетают в него вместо голосов — ароматы. Столь яркие, столь ощутимые, что, кажется, даже обретают плотность. Все это, вместе взятое, — гармонический мажор.
Такой лад для Маши — редкость. Ее обычная жизнь больше тяготеет к минорной гамме. И девушка, счастливая, растворяется в концерте, подаренном ей природой.
Пусть скрипичный ключ всегда молчалив, но без его немого присутствия музыка распадется. Так и здесь. Укройся Маша под крышей своего теремка — и гроза из произведения искусства превратится просто в атмосферное явление: электрические разряды, выпадение сконденсированных осадков и тому подобную прозу.
Но что это? Гармонию нарушило какое-то чуждое вмешательство. Будто один из слушателей концертного зала в самый разгар романтического скерцо вдруг взревел от боли, а потом начал отчаянно чихать и кашлять. Причем этот больной слушатель гигант: столь оглушителен его рык.
Маше стало страшно. Сердце сжалось от непонятного предчувствия. Музыка переродилась во что-то иное, неведомое. В небе словно хрипел и задыхался раненый дракон, однако сквозь тяжелую завесу туч ничего не было видно. А неизвестное всегда пугает вдвойне.
А потом зверь внезапно смолк. Девушку вовсе охватила жуть: несмотря на то что гром гремел как прежде, ей отчего-то показалось, что наступила полная тишина.
Мертвая тишина. Тишина смерти.
Тогда-то оно и появилось — крылатое чудовище, падающее на землю. Оно было с четырьмя крыльями — по два с каждой стороны. Снижалось оно судорожными рывками, будто в агонии, и… направлялось прямо в Машину сторону.
«Что делать? Наверно, лучше всего рухнуть ничком и прикрыть голову руками… Господи, это ничего не даст, я по сравнению с ним просто жалкий мышонок». Маша с ужасом почувствовала, что она бессильна что-либо предпринять. И сдвинуться с места не может: руки и ноги не слушаются, словно в каталепсии.
Но тут раздался очередной раскат грома, и в тот же миг дракон соприкоснулся с землей. Девушка услыхала хруст, треск и лязг, и крылья с правой стороны обломились, точно фанерные.
Он не долетел до нее, слава Богу! Не добрался, не уничтожил!
Схлынул заполнивший сердце страх, и появилась возможность мыслить трезво. Да ведь это самолет! Небольшой, одноместный. А она-то нафантазировала…
Еще одна вспышка молнии в небе — и точно такою же молнией ожгла новая тревожная мысль: «Летчик!»
В кабине должен находиться человек. А что, если упавший самолет сейчас взорвется, как это всегда происходит в фильмах о войне?
— Надо успеть, — выкрикнула она вслух, сама себя подбадривая, и кинулась к месту аварии.
Намокший подол платья мешал бежать, толстая коса била по спине, как кнут, а в голове звучали возбужденные голоса, которые спорили между собой: «Дура! Взорвется — ты тоже погибнешь. Поворачивай назад!» — «Бросить человека на произвол судьбы? Никогда». — «Ты его даже не знаешь. Может, он не стоит твоих усилий». — «Наплевать! В любом случае я обязана его спасти». — «А если он самоубийца? Если ему жизнь не мила? Если он нарочно?» — «А если нет?» — «Остановись, не рискуй!» — «Замолчи!»
