- Чай, если можно, - выдавил из себя поэт, но успел, успел в доли секунды заметить Апыхтин мимолетную искорку в его глазах и твердо, безошибочно понял, что счастлив был бы тот глоточку коньячку, не чай ему был нужен, не кофе. Но Апыхтин продолжал умело и ловко лепить ту легенду, тот образ, тот рассказ, который, как он был уверен, много раз прозвучит и со страниц газет, и с экрана телевизора, когда он же, Апыхтин, попросит директора студии дать пять минут поэту, когда попросит редактора газеты дать поэту четвертушку полосы и тот взахлеб, искренне и благодарно сотню раз вспомнит и эту рюмку коньяку, и надежный банк «Феникс», и щедрого, великодушного его председателя, мецената, спонсора и дарителя.
- А может, по глоточку? - Апыхтин показал пальцами расстояние, равное примерно ста граммам в стандартном стакане.
- Ну, знаете, если уж это самое… То оно, конечно… Может, вроде того что и неплохо бы… - Поэт смотрел на Апыхтина почти с ужасом - не хватил ли чересчур.
- Вот это здорово, это по-нашему! - Апыхтин нажал неприметную кнопочку, и в дверях тут же возникла Алла Петровна. - Аллочка, нам, пожалуйста, коньяк, кофе… Ну и сама чего-нибудь придумай.
Не произнеся ни звука, Алла Петровна исчезла, как бы испарилась, будто и не было ее вовсе.
- Итак, вас зовут… - Апыхтин замолчал.
- Серафим Иванович. С вашего позволения.
- А фамилия?
- Чувьюров. Чувьюров моя фамилия.
- Слышал, - соврал Апыхтин совершенно спокойно. - Знаю ваши стихи. Ведь вы член Союза писателей?
- Да уж лет двадцать! Семь книг вышло… Но, знаете, все при советской власти. С переменами в общественной жизни книжки… приказали долго жить.
- Книжки кончились, но дух-то остался?! - гневно воскликнул Апыхтин.
- Не поверите… Пишется… Как в молодые годы! Да что там юность, молодость, зрелость… Лучше пишется - сильнее, безогляднее.
Апыхтин не ответил - в кабинет вошла Алла Петровна и внесла на подносе две чашечки растворимого кофе, лимонные кружочки, посыпанные сахаром, коньяк. По острому взгляду, который поэт бросил на бутылку, Апыхтин понял, что тот оценил и качество коньяка, и то, что бутылка открыта всего минуту назад, и то, что тонкие стаканы на подносе достаточно емкие, в них наверняка войдет граммов по сто пятьдесят. Еще не выпив ни глотка, не вдохнув запаха коньяка, Чувьюров вроде как слегка захмелел.
- Представляете, две книги были набраны в Москве, в разных издательствах! Две книги! Итог жизни! И оба набора рассыпали. Невыгодно, говорят. Пишите, говорят, детективы!
- Значит, надо писать детективы! - подхватил Апыхтин, щедро наливая коньяк в стаканы. Знал искуситель, твердо знал, что и об этом сложатся легенды, и о глотке коньяка будут стихи в его честь.
- Детективы - особая статья, - печально заметил поэт, поднимая свой стакан. - Изобретательный ум, взгляд на жизнь… Как бы это выразиться…
- Не столь трепетный? - уважительно спросил Апыхтин, и это был его первый выпад, неосторожный, незапланированный. - Выпьем, - сказал он, уходя в тень, не настаивая на своем вопросе, а даже как бы о нем и позабыв.
Поэт выпил до дна, замер на какое-то время, прислушался к себе и, словно убедившись, что все получилось так, как и задумывалось, с облегчением поставил стакан на столик.
- Да, можно и так сказать, - проговорил он уже твердо, даже с некоторым вызовом, видимо, коньяк придал ему уверенности в том, что живет он достойно и по совести. - Не столь трепетный. Это вы правильно изволили заметить. - В его словах зазвучали нотки горделивой церемонности.
- Итак - деньги? - Апыхтин безжалостно оборвал поэта, уже готового излиться чувствами, мыслями, а то и стихами.
- Да, Владимир Николаевич, да… С сожалением приходится признать, что мы пришли к тому времени, когда все упирается в деньги.
- Для этого не надо было никуда идти, - жестко заметил Апыхтин - поэт ему надоел, а кроме того, легкий, почти неуловимый выпад Чувьюрова почему-то его задел, он почувствовал, что старикашка, сидящий перед ним, бывает другим - горделивым, обидчивым, под хмельком даже готовым оскорбить человека, который отнесется к нему недостаточно уважительно. - Для этого не надо было никуда идти, - повторил Апыхтин. - Всегда и все рано или поздно упиралось в деньги. Разве вы этого не знали раньше?
