— Что случилось? Мама, ты слышишь меня? Что произошло? Не пугай меня! Это из-за меня?
Алевтина подняла на нее покрасневшие глаза.
— И ты имеешь еще наглость спрашивать меня, из-за тебя я плачу или нет?
— Мама, ну что такое? — Мила села на табуретку напротив матери и потрогала аккуратный шов Эмилио. — Со мной все хорошо, я все объясню. Прости, если поздно пришла домой, ты же знаешь, что я не нарочно это сделала, я не хочу тебя расстраивать.
— Да, конечно! О матери ты всегда думаешь в последнюю очередь. Я не вмешивалась в твой выбор профессии, и так всем было понятно, что другого от тебя ожидать не приходится. Я молчала, когда ты связалась с женатым мужчиной, здраво рассудив, что это не мое дело, сама виновата, раз так плохо тебя воспитала. Теперь вот ты пошла дальше, не пришла ночевать.
— Я все объясню!
— Не надо мне ничего объяснять! Я не хочу вникать в эту грязь. Хорошо еще, что мне позвонила эта взбалмошная Надежда и предупредила, что ты не умерла. Она сказала, что ты с мужчиной, с иностранцем… какой позор! Конечно, может быть, это мои советские пережитки, но все равно мне это не нравится. И вот ты являешься под утро, опухшая, избитая и, по-моему, еще и пьяная. Засыпаешь в одежде, словно алкоголичка или наркоманка… Хороша, ничего не скажешь!
— Мама, я понимаю, что со стороны это выглядит не очень… но на самом деле все не совсем так… Я могу…
— Не надо! — прервала ее мать, стукнув по столу кулаком. — Ты не сможешь мне ничего объяснить!
Она нагнулась и вытащила из-под стола большую черную сумку из кожи, которая уже сама по себе странно смотрелась на их бедной кухне. Мать Камиллы начала нещадно трясти эту сумку, перевернув ее. Оттуда посыпались пачки денег.
— Что это?! Как ты это можешь объяснить?! — кричала Алевтина.
— Это деньги, — тупо ответила Мила, — евро, и я хотела бы узнать, откуда они у тебя?
— У меня?! — Алевтина со злостью и с брезгливостью швырнула сумку обратно под стол. — Эту сумку принесли в девять утра и просили передать лично тебе! Понятно?! Я пересчитала купюры в одной пачке и количество пачек, произвела нехитрые арифметические действия, и знаешь, что получилось?!
— Что? — все еще недоумевала Мила.
— Миллион евро! Вот что! Теперь я тебя хочу спросить: на какую кривую дорожку ты встала?! Это что же надо было сделать за ночь, чтобы явиться в таком состоянии и чтобы тебе заплатили такие деньги! Ты убила кого-то?! — сквозь рыдания спросила Алевтина.
Мила оказалась не готова к такой новости.
— А там больше ничего не было?
— Еще письмо с благодарностью и приглашение на свадьбу какого-то Марко Тозини. Ты случайно не его должна убить?
— Мама, не говори глупостей! Никого я не убила и не должна убить, по крайней мере пока… — Мила задумалась.
— Но такие деньги!
— Их дал мне один миллионер за свое спасение и спасение его матери.
— Так ты именно с этим Тозини провела ночь?
— Да, — ответила Мила, смотря на пачки денег, — а приглашение на свадьбу и письмо уничтожь.
— Они мафиози? — ужаснулась Алевтина, имея представление об итальянцах только по сериалу «Спрут».
— Нет, просто бизнесмен и его мать, — продолжала созерцать евро Мила, понимая, как нелепо смотрится такая сумма денег на старенькой, потертой клеенчатой скатерти.
— Но такие деньги! — Алевтина вытерла глаза. — Что ты будешь с ними делать? Ты же попадешь в зависимость от этих людей!
«Я уже давно в зависимости от них», — подумала Мила.
— Нет, мама…
— И что ты будешь делать? — допытывалась мать.
— Отдам эти деньги, они смотрятся как-то дико. Мы жили без них и еще проживем.
— Я боялась, что ты так скажешь, — вздохнула Алевтина, — но деньги действительно какие-то… бешеные… Ведь можно квартиру купить? Дачу? Машину?
— Думаю, что нам это не надо, — усмехнулась Мила, складывая словно только сейчас напечатанные деньги в сумку из кожи с логотипом «Тозини».
— Может, оставим часть? — спросила Алевтина.
— Странная ты, мама! Мы берем или все, или ничего.
— Но ты же им жизнь спасла, говоришь? Может, для них это не деньги? Сама вон… покалечилась…
— Я тебя не понимаю. Совсем недавно ты лила слезы при виде такого количества денег, — неумолимо складывала пачки евро Мила.
