Муравьев жестом пригласил к столу, но Бестужев сначала пожал руки офицерам. Узколицый, щупленький — эполеты, казалось, еле держались на плечах — Венцель глянул на Бестужева большими совиными глазами. Корсаков и Буссе, сидевшие через стол, молоды, на вид — не более тридцати. Бестужев давно знал Михаила Семеновича, а вот Буссе видел впервые. Рукопожатия их — не то, что у Венцеля, — крепкие, жесткие.
— Спасибо за добрые слова и доверие, — волнуясь, но хорошо владея собой, сказал Бестужев. Голос у него приятен, хотя и глуховат, с хрипотцой. — Однако нам нужны не только хорошие корабли, но и морские крепости.
— Один из форпостов уже есть — Николаевск.
— Ему там не место, — возразил Бестужев.
— Отчего же? — в нарочитой мягкости Муравьева послышались нотки раздражения.
— Николаевск никогда не станет ни военным портом, ни крупным торговым центром — большим кораблям мели мешают, а зимой — льды. Какой там порт и какой флот?
— Помните, ваше превосходительство, — обратился Корсаков к Муравьеву, — Невельской тоже твердил: порт — флот, флот — порт.
— Михаил Семенович, — сказал Бестужев, — из устья Амура мы сможем только сложа руки любоваться торговой деятельностью других народов. А чтобы завести настоящий флот, надо найти незамерзающие порты южнее.
— Вы, моряки, очень прихотливы, — сухо сказал Муравьев, явно недовольный словами Бестужева, — давайте опустимся на грешную землю. Вчера Зимин и Серебренников отправили часть груза. Вам надо немедля выехать в Читу. Баржи строятся в Атамановке, Нерчинске, Бянкине. Необходимо ускорить их строительство, чтобы сразу после ледохода загрузить и отправить в путь. Иначе потеря одного дня в начале пути обернется неделями в конце…
— Строят баржи каторжные, — сказал Корсаков, — экипажи придется набрать из них же. Нужна судовая полиция…
— Не обойтись ли без нее? — заметил Бестужев.
— У вас будет более четырехсот уголовных. Как же без охраны? Груза-то на тысячи рублей…
— Не менее сложное дело — дипломатия, — продолжил Муравьев. — Простые китайцы относятся к нам корошо, но сановники чинят препятствия. Возьмите подарки, угощения. Купцы насчет этого предупреждены. При встрече с официальными лицами ссылайтесь на меня, а также на то, что для переговоров об Амуре в Пекин едет Путятин.
— Ефим Васильевич? В Пекин? — переспросил Бестужев.
— Да, министр иностранных дел Горчаков наделил его особыми полномочиями, и он должен ехать через Кяхту. И последнее — относительно плавания в Америку.
Это поручение уже государственное. Нужно закупить несколько речных и морских судов, но не парусники — только винтовые корабли. — Муравьев встал. Поняв, что беседа окончена, поднялись и остальные.
Крытая кошевка быстро мчалась по голубому льду Байкала, обгоняя обозы с грузом. Бестужев сидел рядом с Павлом Пономаревым, земляком из Селенгинска который согласился поехать в качестве помощника Солнце заливало просторы Байкала над которым ослепительными секирами сверкали гольцы Хамар-Дабана.
Заночевав в селе Посольском, они двинулись вдоль Селенги. Живописна санная дорога у Троицка, Ильинки, у скал, близ Мандрика, где зимник проложен напрямик по льду реки. После ночлега в Верхкеудинске они направились вверх по Уде, по Хоринской степи. Места эти хорошо знакомы — Бестужев прошел тут пешком, когда их переводили из Читы в Петровский Завод осенью 1830 года. Многих уж нет, а те, кто живы, почти все уехали на запад, и лишь один он отправился на восток.
А тогда, двадцать семь лет назад, шествие возглавлял Завалишин. Невысокого роста, в шляпе с широчайшими полями, в черном балахоне собственного покроя и шитья, с длинным посохом в одной руке и библией — в другой, Дмитрий, видимо, представлял себя главой Вселенского ордена спасения, о создании которого мечтал еще до восстания. Но пастырь выглядел скорее смешно, чем величественно.
Неудовлетворенное стремление к особому предназначению сказывалось у него еще в каземате. Когда Завалишина избрали артельщиком коммуны, он начал навязывать свое мнение в вопросах не только хозяйственных. Вскоре это надоело соузникам, и они назначили другого артельщика. Но во время перехода он с удовольствием взял на себя роль вожака, тем более что против этого никто не возражал.
