Повар по прозвищу Дюжина и Еще Один был просто гигантом — ростом более двух метров и двадцати сантиметров. Сколько он весил, этого не мог сказать никто. У него была огромная круглая голова с торчащими черными волосами и грубые резкие черты липа, похожие на маску восточного колдуна. Но внешность была обманчивой. Пекарь Лонгея был мягким человеком, а голос у него был тонким, как это часто бывает у толстых людей. Он обожал птиц, и они частенько сидели у него на плечах.
Когда к нему подошел Пьер, булочник взглянул на него. До этого он энергично помешивал угли.
— О, это мой дружок Филипп! Я тебя сегодня ждал. Ты принес мне фигурку, которую обещал вырезать?
Мальчик показал головой.
— Я вырезал для вас фигурку, господин. Это был солдат с длинными усами и сердитым лицом. Но фигурку нашел мой хозяин и сказал, что ее следует попытаться продать в Монреале, и больше я ее не видел.
Повар промолвил тонким голосом:
— Старик Киркинхед продал ее. Он такой скупердяй! А деньги он спрятал. Твой хозяин очень дурной человек. Каждый раз, когда я его вижу, я представляю, как было бы легко схватить его за горло и выдавить из него всю гадость и дурь! Мне очень хотелось бы сделать это с ним, потому что он дурно с тобой обращается, мой дружок Филипп.
— Я вырежу для вас другую фигурку, — пообещал великану мальчик.
Булочник сказал, что это было бы хорошо, и снова помешал угли.
— Когда прибудет господин Пьер, — сказал он, — он поймет, что Дюжина и Еще Один не забыл его любимое лакомство. Я пеку три дюжины сладких булочек, чтобы в Лонгее все могли ими полакомиться. Сегодня, когда все семейство усядется за ужин, я подам суп из голубей. Потом будет мой фирменный салат «Лонгей». Дружок мой, ты даже представить себе не можешь, что это за салат! Кроме того, будут пироги с начинкой из дичи и еще две дюжины молодых сочных белок. А на десерт я подам «Блинчики тетушки Мари». Друг мой, сегодня все поймут, что я не только самый крупный человек во всей Новой Франции, но и самый великолепный повар!
Тем временем на общинный выгон начали прибывать арендаторы и члены их семейств. Вокруг звучали громкие возбужденные голоса, и был слышан скрип колес. Откуда-то доносилось пение: «Матушка смотрит в окошко и ждет, когда приедет ее сынок Рено».
— Сегодня тут все соберутся, — продолжал повар, — кроме, конечно, твоего хозяина и его недоумка зятька. У меня будет много дел. На заднем дворе на вертеле жарится целый бык. Кроме того, я варю и жарю множество кур, и мне это так приятно, когда я вижу, как люди с удовольствием поедают мою стряпню. Клянусь всеми святыми! Мне нравится, когда люди наряжаются и веселятся. Гляди в оба, дружок Филипп, и ты увидишь уйму красивых и ярких нарядов.
Он открыл дверцу печи и пошарил там специальной лопаткой с длинной ручкой. Лопатка вынырнула из печи с лежащим на ней квадратным пирогом. Филипп почувствовал удивительный аромат в воздухе, Дюжина и Еще Один подмигнул мальчику, отломил большой кусок пирога, поделил его пополам и отдал одну половинку мальчику.
— Попробуй, дружок. Я могу поклясться, что ты никогда не пробовал ничего подобного.
Он знал, о чем говорил. Начинка у пирога была из размолотого миндаля, и Филиппу никогда прежде не приходилось пробовать такого вкусного пирога. Кроме того, начинка была сдобрена удивительными пряностями, и в ней было множество сладкого изюма. Казалось, что изюминки были готовы выскочить из пирога наружу. Филиппу показалось, что он вкушает пишу богов!
Повар смотрел на мальчика и покачивал головой. Мальчик был слишком худой, а глаза у него были печальными, — так не должно быть у такого маленького мальчика. Кроме того, он был очень замкнутым, и Дюжина и Еще Один подумал, что старик Киркинхед морит мальчишку голодом.
— Филипп, — наконец спросил повар, — твой мастер экономит на еде?
— Нет, мсье, у меня хватает еды, — запротестовал мальчик.
— Я уверен, что ему неизвестно, что маленьких мальчиков следует хорошо кормить. Филипп, ты очень худенький, а этот скряга заставляет тебя работать как взрослого. — Он отломил еще кусок пирога и отдал Филиппу.
