— Я здесь, — ответила она. — И буду стоять, пока ты меня не найдешь. — Она вновь взглянула на «Андроид». — Кэл, на твоем телефоне связь есть?
— Понятия не имею. Он в машине. Тренди, пока я не подойду к тебе.
— А как же ребенок? И чокнутая мамаша? Она совсем рехнулась.
— Давай сначала встретимся… а потом будет тревожиться о них, хорошо? — Бекки знала своего брата, и ей не понравился его голос. Кэл волновался и пытался это скрыть. — Просто говори со мной.
Бекки на мгновение задумалась, а потом начала декламировать, притоптывая в такт грязными кроссовками:
— Парень один, его звали Максвини, джин разлил по всей штанине, и не будь дураком, подсластил вермутком, приготовил подружке мартини.
— Да, это очаровательно, — оценил Кэл. Теперь он находился позади, вроде бы мог прикоснуться к ней, протянув руку, и с чего такое облегчение? Господи, это всего лишь поле.
— Эй, где вы? — Ребенок. Далеко-далеко. Теперь никакого смеха, голос потерянный и наполненный ужасом. — Вы меня ищете? Я боюсь!
— ДА! ДА, ИЩЕМ! ДЕРЖИСЬ! — проревел ее брат. — Бекки? Бекки, не замолкай.
Руки Бекки поднялись к растущему животу — она отказывалась называть его пузякой, как написали в журнале «Пипл» — и чуть покачали его.
— Вот еще один. Девица одна, по имени Джил, с испугу глотнула…
— Стоп, стоп. Я как-то тебя проскочил.
Действительно, его голос донесся откуда-то спереди. Она развернулась.
— Перестань дурачиться, Кэл. Это не смешно. — Во рту пересохло. Она сглотнула — пересохло и горло. Когда оно словно щелкое, понятно, что пересохло. А в кабине лежала большая бутылка минералки «Полиш спринг». И пара банок «Кока-колы» на заднем сидении. Она буквально увидела их: красные банки, белые буквы.
— Бекки?
— Что?
— Что-то здесь не так.
— О чем ты? — Подумав: «Как будто я не знаю?».
— Послушай меня. Ты можешь подпрыгнуть?
— Разумеется, я могу подпрыгнуть. А как ты думаешь?
— Я думаю, этим летом тебе рожать. Вот что я думаю.
— Пока могу… Кэл, не уходи!
— Я не двигаюсь.
— Двигался, точно! И сейчас двигаешься!
— Заткнись и слушай. Я досчитаю до трех. На три ты поднимаешь руки над головой, как судья, сообщающий, что мяч засчитан, и подпрыгиваешь как сможешь высоко. Я сделаю то же самое. И тебе не придется подпрыгивать так уж высоко, чтобы я увидел твои руки. И я к тебе приду.
«Ты свистни — тебя не заставлю я ждать», — подумала она, понятия не имея, откуда это взялось, опять, наверное, с курса английской литературы, но одно она знала точно: пусть он и говорил, что не двигается, на самом деле двигался, постоянно уходил все дальше.
— Бекки? Бек…
— Хорошо! — прокричала она. — Хорошо, давай так и сделаем!
— Раз! Два! — выкрикнул он. — ТРИ!
В пятнадцать Бекки Демат весила восемьдесят два фунта — отец называл ее Худышкой, — и в школьной спортивной команде специализировалась на беге с барьерами. В пятнадцать она могла пройти на руках школьный коридор, от одного конца до другого. Ей хотелось верить, что она и сейчас такая же. Какая-то ее часть искренне ожидала, что она останется такой до конца жизни. Ее разум еще не осознал, что ей девятнадцать и она беременна… не восемьдесят два фунта — сто тридцать. Ей хотелось прыгнуть повыше — «Хьюстон, мы оторвались от земли» — но прыжок получился, словно с маленьким ребенком на закорках. (Если подумать, очень близко к истине).
Глаза лишь на мгновение поднялись над травой, позволив ей обозреть пройденный путь. Но и этого оказалось достаточно, чтобы от тревоги у нее перехватило дыхание.
Кэл и дорога. Кэл… и дорога.
Она опустилась на землю, при приземлении отдача прострелила ноги до колен. Мягкая, влажная земля выплеснулась из-под левой кроссовки. Бекки плюхнулась в черную грязь, которая чвакнула под ее задом. Она думала, что углубилась в траву шагов на двадцать. Максимум, на тридцать. Дороге следовало находиться достаточно близко, чтобы добросить до нее фрисби. Но выяснилось, что она отмахала длину футбольного поля, а то и больше. Помятый красный «датсун», который как раз проезжал по шоссе, выглядел игрушечной моделью размером с коробок. Сто сорок футов травы — мягко покачивающийся океан влажного зеленого шелка — простирались между ней и гладкой черной ленточкой.
