— Это от галоперидола… Коротышка.
— Это от галоперидола… Подожди-ка… Опять он.
— На, выпей скорей.
На ладошке белеют три таблетки.
— Выпей, это паркопан. Пройдет все…
Я втиснул таблетки между зубов, проглотил.
— Минут пятнадцать еще потерпи, — говорил коротышка и протягивал сигарету. — Покури…
Мне было не до курева, но — хоть что-нибудь… Сигарета то и дело выпадала из пальцев, я поднимал ее и опять ронял. Коротышка говорил и говорил:
— Ты галоперидол этот не пей, поднеси ко рту — и на пол… незаметно или в карман. Или между пальцев зажми, потом выбросишь. У меня раз так было, язык вывернуло, ниже подбородка торчал…
Наконец что-то разом ослабло во мне, отпустило натянутые до предела мышцы, осталась только ломота в шее.
На другой день я научился не пить галоперидол — бросал сестре под ноги. Незаметно.
* * *
Листва за решеткой желтела. Сначала один, потом другой огонек мелькал в зеленой гуще, а потом — вспыхивало… Чернели и светлели квадраты, и с каждым разом горело все больше и больше, и полетели всюду рыжие искры, проступали все отчетливей черные кривые ветви.
Я пришел из курилки и смотрел теперь, как в квадрате темнеет синева… Вечер.
Потом я лежал на койке и слушал, как стихают последние шарканья ног. Остроносая в очках медсестра склонилась над столом.
Гулко стуча, уходят секунды. Я слышу их. Одна… еще… еще… Сейчас, сейчас… Еще немного. Еще немножечко и…
Там, в умывальнике, окно треснуто. В самом углу. Если просунуть руку сквозь решетку, можно достать отколотый кусок. Он, наверное, на одной замазке… Только нужно сразу, потому что, если долго не возвращаться, медсестра пойдет посмотреть, и… не успеет вытечь…
Еще немного… еще… Пора.
Медленно поднял тело, будто проснулся, и мимо стола, зевая в руку, чтобы не встретиться глазами с сестрой, вышел в коридор. Здесь — свет яркий, и зеленая дорожка впечатывается в глаза. Она проплывает где-то под ногами и ясно видны ее потертые лоснящиеся края. А вот — заплата. Раньше она не бросалась в глаза, а сейчас вдруг видно, что заплата хоть и зеленая, как вся дорожка, но все-таки не такая зеленая… Зеленая, но — не такая. Совсем не такая.
Поворот. Умывальник тихий. Холодно… Кафель желтый. Лампа гудит тихонечко: у-у-у… Покурить бы… Нет сигареты. И времени — нет. Холодно… холодно…
Решетка шершавая… Кусок стекла в углу, на одной замазке. Пролезет через решетку? Может, не пролезет?.. Пролез. Блеснул в руке.
Кусок был отколот удачно — наискосок, край такой острый — в животе тянет…
Я сел в угол, чтобы не упасть потом. Завернул рукав пижамы. Повыше… Рука покрыта гусиной кожей… И такая тонкая… Ну все! Ударил с оттяжкой. И сразу — еще раз, пониже.
Две белые полоски… Отвернулся, чтобы не испугаться. Прикрыл глаза и стал ждать.
Руку щекочет. Пусть. Ни о чем не надо думать. Ни о чем. Иначе в голову может прийти… может прийти… Мало ли чо может прийти… Мало ли… Мама? Где?.. Кто может прийти… Кто это?
Кто-то грубо схватил под мышки, пронзил голову криком:
— Нинка! Нинка! Где ты, черт побери! И еще чьи-то руки вцепились больно — кафель замелькал в глазах… желтый кафель в красных пятнах… Поплыло — зеленое-зеленое… Потом белым-бело вокруг, и невидимый кто-то кричит:
— Ну надо же, а! Ну надо же, а! И еще один голос, потише:
— У-у, сыволочь! Нашел когда! Прям как нарошно…
Маленькие глазки впиваются сверху. И голос впивается:
— Додумался, да? Теперь — точно под трибунал загремишь. Как миленький загремишь! Сегодня же сообщу командиру части, пусть тебя, подлеца, засудят!.
Заведующая… Какой трибунал? Какой командир?.. Скоро она?..
— Не закрывай глаза, не закрывай, когда с тобой разговаривают!
— Ну хватит, а?… Ну не надо… Все. Уходит.
Руке туго, пальцы покалывает.
Медсестра подкатывает белую тележку. В тележке дребезжит железо.
— Переворачивайся, — говорит. Мне, что ли? В руке у нее — тонкий шприц.
Четыре раза уколола. Это сульфазин. Часа через три станет плохо. Плохо…
Время еще есть, иду в курилку. Там — по-прежнему. Только очкастого нет. Голоса что-то такое велели ему, и он полез в форточку. Теперь он где-то в другом отделении… Губошлеп Гриша двумя пальцами с коричневыми ногтями держит слюнявый свой окурок. Вздыхает. Леша курит молча, что-то вспоминает. Коротышка говорит, говорит…