ОН (Одеваю. Хорошие такие, кожаные, черные, с узором, на восточный манер, очень удобные.)
ОНА. Потом заберете.
ОН. Что?
ОНА. Туфли. Я в прошлый раз хотела отдать, но забыла. Голова дырявая стала — многое забываю.
ОН. А вы записывайте, что хотите сделать. И оставляйте на видном месте запись. Я лично просто прикрепляю к стенке…
ОНА. Проходите.
ОН. Куда?
ОНА. Вперед.
ОН. Лучше я за вами пойду.
ОНА. Вы что, боитесь меня?
ОН. Я вас? Чего это вдруг?
ОНА. Не знаю… Может, рассказали вам обо мне, что я кусаюсь, на людей бросаюсь и прочие ужасы…
ОН. Нет, мне никто о вас не говорил ничего. Я в полном, так сказать, неведении.
ОНА. Ну, это, положим, неправда. Что-нибудь непременно рассказали, потому что вы, безусловно, спросили, прежде, чем идти…
ОН. Клянусь!
ОНА. Не трудитесь. Я мужским клятвам не верю.
ОН. Да вы сами, наверное, меня боитесь?
ОНА. Ни капельки. Я устала бояться. А когда устаешь, в душе просыпается необыкновенная храбрость.
ОН (Тут я струхнул маленько, поскольку сильно храбрых женщин обычно стараюсь избегать). Даму джентльмены всегда пропускают вперед, насколько я знаю.
ОНА. Мало знаете. Далеко не всегда.
ОН (Ладно, думаю, черт с тобой: вперед так вперед.)
ОНА. Рюкзак вы можете оставить здесь. Его никто не тронет.
ОН (Оставляю. Идем. Заходим. Садимся. Молчим. Она постукивает пальчиками по столу. А я терплю.)
ОНА. Как он поживает?
ОН. Нормально.
ОНА. Простите, что поставила вас в затруднение своим вопросом. Вы сейчас не знаете, что можно говорить, а чего нельзя. Я правильно вас понимаю?
ОН (Я действительно не знал, но как-то так неопределенно крайне пожал плечами: дескать, дело тонкое…)
ОНА. Я не хотела спрашивать, но вопрос сам выскочил из меня, помимо моей воли.
ОН. Ничего. Вопрос как вопрос.
ОНА. Слабый характер. Уговариваюсь с собой, даю себе слово, что именно ЭТОГО делать не буду, а потом делаю именно ЭТО.
ОН. А вы договаривайтесь наоборот.
ОНА. Как?
ОН. Что изменено ЭТО непременно, обязательно, кровь из носа, будете делать, а потом не делайте.
ОНА. Остроумный ход.
ОН. Или плюньте, пусть идет, как идет. Так даже интересней.
ОНА. Мне ближе первое, второго я боюсь.
ОН. А где же ваша необыкновенная храбрость? (Надулась и пальчиками перестала стучать. Бабы… То есть, женщины, я хотел сказать, не любят, когда их ловят на слове.)
ОНА. Говорят, бывает так: нет ноги, отрезана, а все равно болит.
ОН. Да. Я слышал о таком причудливом явлении. Забыл, как оно называется…
ОНА. Это неважно. Важно само явление. У меня оно имеет место.
ОН. То есть, отсутствует нога?
ОНА. Ай, бросьте. Вы понимаете отлично, о чем я говорю.
ОН (Бросаю.)
ОНА. Хотите чаю?
ОН. Боже упаси! Не хочу. (У меня пересохло в горле и если я чего-то действительно хотел в данный момент, то именно чашку горячего чаю. Молчим.)
ОНА. Я рада, что он, наконец, живет нормально, раньше он обычно предпочитал жить совершенно ненормально.
ОН. Почему?
ОНА. Желал быть оригинальным. А так как нормальное сейчас совершенно ненормально, значит, он остался верен себе.
ОН. Это важно.
ОНА. Более чем. Я в свое время себе изменила и до сих пор простить себя не могу. Он на работу устроился?
ОН. Да…
ОНА. Это хорошо. Я тоже работаю вовсю. С головой ушла. Вы скажите ему, чтобы держался руками и ногами за то, что имеет. Смешно и стыдно скакать, как молодой козел, когда ты уже давно пожилой мужчина.
ОН. Пожилой?
ОНА. Более чем. Он не видит себя со стороны. А если посмотреть правде в глаза, то его вполне уже можно назвать стариком. Скажите ему, что в его возрасте лошади уже дохнут. Причем давно.
ОН. Скажу.
ОНА. Я все-таки поставлю чайник.
ОНА выходит, Он встает, бродит по комнате.
ОН (Развал… Разруха… Розетка вырвана из стенки, висит на честном слове… Пыль всюду… На зеркале можно писать… Не смотрит она на себя, что ли? Внизу обои обглоданы… Интересно, кто же их глодал? Собаки вроде нет… Кота тоже…)
ОНА. Что вы ищите?
ОН. Ничего.
ОНА. Лучше скажите честно, что вам нужно, я сама покажу.
ОН. Я смотрю… Вот розетка у вас в опасном положении. Ежели бы вы дали мне отверточку и винтики… Инструменты есть в этом доме?
ОНА. Сейчас принесу.
