— Не говорите глупостей, — сказал Рауль. — Давайте лучше спустимся вниз и вместе взглянем на убитого.
— О, тело уже убрано с парохода, — ответил инспектор. — Как вы понимаете, по соображениям элементарной гигиены. Сеньоры, я советую вам подумать. Мы все можем вернуться в Буэнос-Айрес через четыре часа. А там, после того, как вы подпишете заявление, которое мы составим сообща, вы можете быть уверены, что Ведомство позаботится о соответствующей компенсации, ибо никто не собирается забывать, что это путешествие — ваш выигрыш и тот факт, что оно было прервано, никоим образом не может служить помехой.
— Отличная концовка фразы, — сказала Паула.
Сеньор Трехо откашлялся, посмотрел на свою супругу и решительно начал:
— Я хочу спросить вас, сеньор инспектор… Ввиду того что, как вы сказали, тело снято с парохода и тем самым устранена опасность новой вспышки тифа, нельзя ли подумать о возможности…
— Ну, конечно, — сказал дон Гало. — Почему бы тем, кто согласен… я подчеркиваю — кто согласен… почему бы им не продолжить путешествие?
Все заговорили одновременно, и голоса дам звучали все громче, несмотря на робкие попытки полицейских установить тишину. Рауль отметил, что инспектор удовлетворенно улыбался и делал полицейским знак не вмешиваться. «Разделяй и властвуй, — подумал он, прислоняясь к переборке и куря без всякого удовольствия. — А почему бы и нет? Не все ли равно — остаться или уйти, продолжать путешествие или возвратиться. Бедняга Лопес во что бы то ни стало желает доказать правду. А Медрано был бы доволен, если б мог узнать, какой переполох он устроил…» Он улыбнулся Клаудии, которая отрешенно наблюдала за происходящим, пока доктор Рестелли объяснял, что отдельные прискорбные эксцессы не должны повлиять на заслуженный отдых большинства пассажиров, и поэтому он надеется, что сеньор инспектор… Но сеньор инспектор снова поднял руку, призывая всех к молчанию.
— Я прекрасно понимаю точку зрения этих сеньоров, — сказал он. — Однако капитан и офицеры, имея в виду сложившиеся обстоятельства, вспышку тифа и прочее… Одним словом, господа, мы все возвращаемся в Буэнос-Айрес, или я скрепя сердце буду вынужден приказать интернировать вас до тех пор, пока не рассеется недоразумение. И не забывайте, что угроза эпидемии тифа — достаточный повод для того, чтобы оправдать такую чрезвычайную меру.
— Вот оно! — крикнул дон Гало, в ярости оборачиваясь к Лопесу и Атилио. — Вот вам результат анархии и высокомерия. Я говорил это с той минуты, как сел на пароход. Теперь за нашкодивших будут расплачиваться невинные, так и растак! А эти ваши самолеты хоть надежны?
— Никаких самолетов! — завопила сеньора Трехо, поддержанная в основном женскими голосами. — Почему это мы не можем продолжать путешествие, скажите, пожалуйста?
— Путешествие окончено, сеньора, — сказал инспектор.
— Освальдо, и ты потерпишь это!
— Деточка! — со вздохом ответил сеньор Трехо.
— Согласны, согласны, — сказал дон Гало. — Сядем в самолет, и дело с концом, только перестаньте говорить о всяких интернированиях и прочем вздоре.
— В создавшейся ситуации, — сказал доктор Рестелли, искоса смотря на Лопеса, — хорошо бы достичь единства, к которому нас призывает сеньор инспектор…
Лопесу было и противно, и жалко его. Но он так устал, что жалость пересилила.
— За меня не беспокойтесь, че, — сказал он Рестелли. — Я не имею ничего против возвращения в Буэнос-Айрес, а там мы объяснимся.
— Совершенно верно, — сказал инспектор. — Ведомство должно быть уверено в том, что никто из вас не использует свое возвращение для распространения слухов.
— Разумеется, — сказал Лопес. — Ведомство неплохо придумало.
— Ваше упорство, уважаемый сеньор… — начал инспектор. — Поверьте, если у меня заранее не будет уверенности в том, что вы не станете искажать, да-да, именно искажать факты, я буду вынужден прибегнуть к тому, о чем предупреждал.
— Только этого еще недостает! — крикнул дон Гало. — Сперва три дня сидели как на иголках, а теперь еще засунут в какую-нибудь вонючую дыру. Нет, нет и нет! В Буэнос-Айрес! В Буэнос-Айрес!
— Ну, разумеется, — сказал сеньор Трехо. — Это недопустимо.