Один из самых показательных примеров — фонды денежного рынка, которые не имеют физического присутствия, подобно банкам, и не выдают наличные (зеленые бумажки с портретами умерших президентов) как таковые, но в остальном работают почти так же, как текущие чековые счета. Бизнес, ищущий применение наличным деньгам, часто обращается к репо [18], когда заемщики, например «Lehman Brothers», занимают деньги на очень короткий период (нередко всего на одну ночь), используя в качестве залога такие активы, как обеспеченные закладными ценные бумаги. Полученные деньги идут на покупку аналогичных активов. Существуют и другие инструменты, в частности ценные бумаги с аукционной ставкой, которые выполняют те же функции, что и банки, но на них не распространяются правила банковской деятельности.
Эти альтернативные способы осуществления банковской деятельности получили название «теневой банковский сектор». 30 лет назад его доля в финансовой системе была пренебрежимо мала, тогда банковская деятельность осуществлялась в огромных роскошных зданиях с большим числом сотрудников, но к 2007 году теневой банковский сектор обогнал традиционный.
В 2008 году стало ясно, хотя понять это следовало раньше, что теневые банки подвержены тем же рискам, что и обычные. Как у депозитарных учреждений, у них был высокий уровень левериджа, и точно так же, как традиционные банки, они могли потерпеть крах из-за самосбывающегося прогноза — паники вкладчиков. Следовательно, по мере роста доли теневого банковского сектора на него должны были распространяться те же нормы регулирования, которые действовали для обычных банков.
Тем не менее этого не случилось. Способствовала сему политическая атмосфера того времени. Теневому банковскому сектору разрешили расти без всяких ограничений, и он рос все быстрее именно потому, что теневые банки могли позволить себе больший риск, чем обычные.
Неудивительно, что традиционные банки не хотели сдавать позиции, и при политической системе, где все большую роль играют деньги, они быстро добились желаемого. В 1999 году был отменен закон Гласса-Стиголла, разделявший коммерческие и инвестиционные банки. Это произошло по требованию «Citicorp», держателя акций «Citibank», который планировал слияние с инвестиционным банком «Travelers Group» в компанию «Citigroup».
Что мы получили в результате? Нерегулируемую систему, позволявшую банкам пребывать в полном удовлетворении своей деятельностью, которое сформировалось во время спокойствия. Рост долгов и умножение рисков закладывали основы для кризиса.
Я слышу ваши жалобы. Некоторые из них абсолютно необоснованны. Не банки создали ипотечный кризис. Совершенно очевидно, что именно конгресс заставил их выдавать людям рискованные ипотечные кредиты. Я не утверждаю, что эта политика была совсем уж неверной, поскольку многие из тех, кто приобрел дома, сохранили их; в противном случае у них никогда не было бы собственного жилья.
Именно законодатели вынудили «Fannie» и «Freddie» [19] выдавать, если можно так выразиться, неблагоразумные кредиты. Именно они заставили банки выдавать кредиты всем. А теперь мы хотим очернить банки, потому что это легкая мишень, а конгрессмены, естественно, не собираются признавать свою вину. Одновременно конгресс пытается заставить банки ослабить стандарты кредитования, чтобы увеличить число кредитов. Но ведь как раз за это он же их и критиковал.
Майкл Блумберг, мэр Нью-Йорка, по поводу протестов движения «Захвати Уолл-стрит»
Самоуспокоенность и дерегулирование, о которых я рассказал, были основными характеристиками ситуации, сложившейся в преддверии кризиса. Но вы, возможно, слышали совсем другое объяснение — то, о чем говорит Майкл Блумберг в приведенной выше цитате. По его словам, в росте долгов виноваты либеральные благодетели человечества и чиновники, заставлявшие банки кредитовать ненадежных покупателей домов и субсидировавшие рискованную ипотеку. Такое альтернативное объяснение, возлагающее всю вину на правительство, является догмой правых. С точки зрения большинства, или практически всех республиканцев, это непреложная истина.