Чем вызвано такое расхождение? Объяснение можно найти в главе 11, в которой описывается ситуация 2010 года, когда сторонники строгой экономии призывали правительство сокращать расходы и взвинчивать налоги даже в условиях массовой безработицы. В Соединенных Штатах, где эти призывы имели ограниченный характер, политика строгой экономии тем не менее проводилась органами государственной и местной власти. А в Европе эти сторонники одержали победу в политической дискуссии. Строгая экономия стала обязательным условием для помощи странам-должникам. Считается, что, если бы США провели сокращение расходов и повышение налогов в тех же масштабах, что и Греция, они получили бы 2,5 триллиона долларов за год. Между тем страны, не имевшие проблем с займами, такие, как Германия и Нидерланды, стали проводить политику умеренной экономии. Таким образом, общим результатом для Европы стало сокращение денежного потока.
По теории строгой экономии, все негативные последствия от этого резкого сокращения должны были компенсироваться улучшением потребительской и деловой уверенности — как я выразился, «фея уверенности» придет на помощь. В действительности, однако, ей это не удалось. В результате, в то время как Америка постепенно справлялась с последствиями финансового кризиса, Европа с 2010 года все сильнее погружалась в депрессию с растущими темпами спада в течение 2012 года.
Стоит упомянуть Соединенное Королевство, которое не приняло евро в качестве единой валюты и имеет большую политическую независимость. Британия могла бы использовать эту независимость — проявляющуюся, в частности, в очень низкой стоимости заемных средств, — чтобы избежать провала, постигнувшего Европу. К сожалению, правительство Кэмерона, пришедшего к власти в 2010 году, поддерживает политику строгой экономии и следует ей, пожалуй, больше, чем любая другая развитая страна. И хотя есть некоторые споры об относительной важности экономии по сравнению с другими факторами, подавляющими британскую экономику, одно можно сказать наверняка: уровень ВВП Соединенного Королевства сейчас сопоставим с уровнем ВВП Америки и Японии времен кризиса и даже с ВВП стран еврозоны.
Хорошая новость в том, что хотя бы некоторые члены политической элиты признают свои ошибки. В частности, октябрьский номер «World Economic Outlook», издаваемого Международным валютным фондом, содержал поразительное признание своей вины в последствиях политики жесткой экономии. МВФ сообщил, что экономика ряда европейских стран развивается хуже, чем ожидалось, он также признал, что эти ошибочные предсказания связаны с введением жесткой экономии и что страны, которые сильнее всех сократили расходы и/или повысили налоги, находятся сейчас в самом невыгодном положении. Вывод МВФ? В условиях депрессии «финансовые мультипликаторы [3]» — эффект развития или сокращения экономики правительством — гораздо больше, чем МВФ и другие организации, такие как Европейская комиссия, могли ожидать. На самом деле МВФ сделал вывод, что мультипликаторы находятся более-менее на соответствующем уровне, как и утверждали кейнсианцы.
К сожалению, на момент написания этого текста у меня нет никаких данных о том, что другие ключевые игроки в европейской драме готовы принять эту информацию к сведению. В Греции и Португалии «тройка» — МВФ, Европейский центральный банк и Европейская комиссия — по-прежнему настаивает на необходимости жесткой экономии в качестве условия для экстренных займов, несмотря на неопровержимые доказательства губительности этой теории. Хотя Центральный банк заявил о своей готовности покупать облигации таких «проблемных» стран, как Испания и Италия, он также дал понять, что Испания, которая уже придерживается жесткой политики строгой экономии, может сделать больше для обеспечения таких покупок.
Что необходимо предпринять, чтобы спасти Европу? Рецепт я предложил в главе 10: меньше строгой экономии в странах-должниках, некоторая финансовая экспансия в страны-кредиторы и экспансионистская политика Европейского центрального банка, направленная на повышение инфляции по всей Европе. Неясно, однако, когда такие меры станут наконец политически приемлемыми, и неясно также, сколько времени осталось у Европы.
