– Сейчас, думаю, ты точно сознание потеряешь. – Она встала за Адой и накинула ей на глаза ленту. – Тебе так будет проще сосредоточиться.
Ада заерзала еще сильнее, прикоснулась к полоске ткани. Та была гладкой и прохладной на ощупь и немного щекотала нос.
– Лаура, – шепотом сказала Адель. – А никто здесь не удивится тому, что мы делаем?
– В этом вся и прелесть, – так же шепотом ответила девушка. – Как только ты начинаешь делать что-то странное, люди перестают обращать на тебя внимание. Не может же такого быть, что ты вот тут сидишь и выдумываешь, да еще с завязанными глазами. Так что не отвлекайся на ненужные мысли.
Ада глубоко вдохнула и медленно выдохнула, успокаиваясь.
– Молодец. А теперь вспомни, что именно стояло на столе.
– Вы знаете, – пробормотала Адель. – Я пыталась придумать конфету, и у меня ничего не вышло, так что я не уверена…
– Вспоминай! – перебила ее Лаура.
Адель вздохнула и подчинилась. Поборола желание подсмотреть, крепко зажмурилась и начала вспоминать.
Гладкая коричневая поверхность, по краям маленькие царапинки, словно кто-то точил ножик; металлическая подставка под салфетки, а рядом с ней – большая сахарница, не такая, какая обычно бывает в кафе, а домашняя, с крышечкой.
– Вот на этом остановись! Представь ее в деталях, – приказала Лаура.
– Обычная сахарница. Белая.
– Не говори – представляй.
«Что представлять-то», – недовольно подумала Ада. Сахарница как сахарница. Белая, чистая. С крышечкой и маленькими серебряными щипчиками внутри.
– А сахар там какой? – спросила Лаура.
– Белый, наверное, может быть, тростниковый, – Аде начинало это надоедать. Сидит как идиотка с завязанными глазами, играет в «запомни предметы и расскажи о них Лауре».
– Не злись, а лучше представляй. Может быть, там фруктовый сахар?
– Нет, – буркнула Ада.
– Или все-таки да?
Ада покрепче зажмурилась. Вот чего хотела Лаура на самом деле. Она представила, как в сахарнице появляются разноцветные кусочки. Да нет, откуда им там взяться? Адель вздохнула. То же самое, что и вчера. Так, сосредоточься. Она мотнула головой, прогоняя картинку. Попробуем еще раз.
Вот стоит сахарница. Ада представила, как тянет к ней руку, открывает крышечку, а там вместе с обычным и тростниковым сахаром лежит еще и фруктовый.
– Надо же, и откуда он взялся? – вслух сказала она. Стянула ленту. – Получилось?
Лаура показала ей белые неровные кусочки.
– Ну вот… – вздохнула Ада.
– Ничего не «ну вот». Рафинированный сахар так не делают, это раз. – Она засунула один в рот. – Вкус у них какой надо, это два, – довольно констатировала она. – А что цвет не вышел, это не так важно.
Но Аде показалось, что она просто пытается ее утешить.
– Вот уж чего я не собираюсь делать, так это печься о твоем душевном состоянии, – фыркнула Лаура. – И нет, я не читаю твои мысли. Просто уж слишком явно ты расстраиваешься.
– Вы говорили, что я такая, как вы. А на деле у меня ничего не выходит, – уныло сказала Ада. – Я не знаю, как это нужно правильно делать.
Лаура откинулась на спинку стула.
– Дорогая, здесь нет никаких «правильно». Но нет и «неправильно». Ты должна делать так, как тебе подходит. Это же не математика и не физика. Никаких готовых формул. – Она провела рукой над сахарницей, и кусочки внутри окрасились всеми цветами радуги. Протянула один Аде. – И у тебя так выйдет. Очень скоро. Я ни разу не видела, чтобы получилось с первого раза. Честно.
За спиной у Лауры вынырнула из полумрака кофейни официантка с огромным подносом.
– Большая чашка капучино для вас и какао для спутницы, – сказала она Лауре.
Та кивнула:
– Все верно. Спасибо, Вероника.
Девушка поставила чашки и бесшумно исчезла.
– Если вдруг захочешь где-то посидеть в тишине и покое или от кого-то спрятаться – это самое лучшее место.
Ада обвела взглядом зал. Столиков было немного, не больше десяти; светлые стены и шоколадного цвета мебель; витражи на окнах раскрашивали свет в разные цвета. Людей почти не было, и большинство сидело поодиночке, только в противоположном углу тихо перешептывалась парочка.
– Как так получилось, что я вас видела? – нарушила тишину Адель.
– «Тебя», – поправила Лаура. – Сама не знаю. Выдумщиков с каждым годом рождается все меньше. – Она поморщилась. – Да что там «рождается», рождается столько же, воспитывается меньше. Массовая культура и все такое. Каждый знает, как нужно жить, что любить, какую музыку слушать, что надевать… А еще они знают, что ничего «такого» нет. Уже с младенческого возраста. Ты учишься хорошо в школе, поступаешь в университет, заканчиваешь его с красным дипломом и получаешь много денег. Все, точка, цель достигнута. И, боже упаси, если ты захочешь стать художником или писателем. Этим же все равно не заработаешь!
