«Не поддавайся этому болвану, — мысленно кричала Али Сарэй. — Готова биться об заклад, что эти красивые речи он когда-то записал на бумагу и выучил наизусть, чтобы сводить девчонок с ума».
Броно продолжал говорить, не подозревая об этой тайной критике.
— Годами я бежал от любви, и вот сражен, когда я счел себя неуязвимым. Мне надо услышать из твоих прекрасных уст, что ты думаешь о союзе со мной? Ты на самом деле будешь королевой моего сердца, и я сложу весь мир к твоим ногам.
Сарэй заколебалась. Али становилось все интересней. В Торталле она сама любила испытывать сильные чувства от поцелуев и сильных рук, хотя никогда не теряла голову. Мальчики, которые ухаживали за ней, называли ее холоднокровной. Теперь, как выяснилось, у них с Сарэй было нечто общее: их сердца бились быстрее, а головы при этом оставались холодными.
— Ваше высочество, — наконец пробормотала Сарэй, — я не могу увеличить славу вашего имени. Танаир и немногие другие поместья вроде него — мое единственное наследство. Я совсем не богата.
— Мне неважно, какое у тебя состояние, Сарэй, — сказал Броно. В его негромком голосе слышалась искренняя страсть, и Али почти поверила ему. — Я непрактичный дурак. Конечно, так считает Рубиньян и этот стормвинг в юбке, на котором он женат. Но я лучше буду с женщиной, которую люблю, чем с самой богатой наследницей на Архипелаге. Только… — принц внезапно осекся, с поистине актерской точностью, — разница в возрасте…
— О, нет, ваше высочество, это тут совершенно ни при чем! — воскликнула Сарэй не раздумывая. — Как я могу… Человек, такой как вы…
Послышался шорох ткани, прерывистое дыхание, вздохи и бормотание. Али посмотрела на свои пальцы и вычистила грязь из-под ногтей. Она ждала продолжения разговора. Броно не пойдет дальше поцелуев, зная, что в любой момент к парапету может подойти стражник и взглянуть вниз.
— Ну, ты выйдешь за меня замуж, чаровница? — наконец спросил он низким голосом. — Позволишь мне сделать тебя королевой мира?
Сарэй тяжело дышала. Али ей даже позавидовала, она тоже любила целоваться.
— Ваше высочество, я не свободна в своем выборе. Если отец скажет, что я могу… Он ваш друг, он не откажет нам в том, чего мы хотим.
Броно поколебался. Наконец решился.
— Я не могу его спросить. Пока не могу. Я ведь под подозрением, как и вы. Орон может воспринять наш союз как угрозу.
— Он все воспринимает как угрозу.
— Когда я снова буду при дворе и в фаворе, я попрошу у Мекуэна твоей руки, если ты пожелаешь дать ее мне, — еще один сдавленный вздох. Али подумала, уж не собираются ли они провести так всю ночь. — Я первый пойду обратно, — сказал Броно. — Дай мне время дойти до моих комнат, потом тоже возвращайся. И спасибо за то, что дала мне надежду.
Судя по движению теней на папоротниках, Броно снова поцеловал Сарэй. Теперь Али заметила, что земля, на которой она сидит, влажная. Герцогиня наверняка отругает ее за то, что она испачкала вторую тунику.
— Не очень-то умно с твоей стороны, — произнес тоненький голосок Дов, — и ужасно непристойно позволить ему остаться с тобой наедине. Люди скажут, что ты плохо воспитана.
— Да что ты об этом знаешь? — возразила Сарэй. Теперь это была рассерженная шестнадцатилетняя девушка, а не томная девица, разомлевшая от поцелуев возлюбленного. — Тебе же всего двенадцать лет и в тебе нет и чуточки романтики.
— Отлично.
Послышались шаги. Шорох платья подсказал Али, что Дов села рядом с сестрой.
— Кроме того, — добавила Сарэй, — за мной подсматривали. Не правда ли, Али?
Али засмеялась и вышла из укрытия.
— Как вы узнали? — спросила она.
— Просто предположила.
Они с Дов начали приводить в порядок ее прическу.
— Как ты позволила ему это? — спросила Дов, перегибаясь через Сарэй, чтобы лучше видеть Али. — Это так… стыдно.
— Хм-мм, — фыркнула Сарэй. Она дернула головой и вырвалась от Дов. — Подожди, когда будешь в моем возрасте, когда кровь закипит у тебя в жилах. Он такой красивый и очаровательный…
— И старый, — перебила ее Дов. — Отвратительно.
— Он лучший в мире человек, — сообщила Сарэй сестре, вздернув подбородок.
— Он скорее сделает тебе ребенка, чем мальчик твоего возраста, который любит тебя и не знает, что творит. Так говорит Чинаол.
