– Да, господь с тобой Мария, пусть шьют, я им помогу, если
скажут.
– Не скажут, ты же знаешь. – Я еще и из-за этой девушки
пришла, Ольги, – Мария опять сменила тему. – Наша она, наша.
Не гони ее. А отпусти недели на две-три в мир. Пусть поживет
там. Плохого ничего она не сделает, ей тоже. А что грешного в
том, если она в любви своей пройдет до конца, а так и будет?
Потом пусть вернется в монастырь. А что дальше, ни мы, ни она
не мы не знаем. Сынок мой решит!
– Спасибо, Мария, а то мне было не придумать, что делать в
таком деле. И монастырь жалко. И девушку...
– Да все у нее будет хорошо, хотя, временами будет и ой как
трудно, но со всем она справится, все сумеет и преодолеет. В этом
и ты ей поможешь, сумеешь.
– Сегодня у тебя только хорошие новости, Мария.
– Наверно так, – опять перемена темы. – Еще скажи Февронье,
что Прохор ее погиб в 1943 году в Германии в лагере
военнопленных. Похоронен он на кладбище в городе
Герлесхаузен. Ряд 7, место 137. Пусть на кладбище съездит,
помолится за его упокой. А заодно и за всех христиан там
похороненных. На это кладбище ни разу православный
священник не приезжал.
60
– Не волнуйся, доедет, – Мария отреагировала на возникшую у
Валентины мысль о том, что Февронья совсем уже плоха, – а в
помощь ей дай Ольгу. У нее с английским языком все в порядке,
в Германии его понимают.
Игуменья была удивлена последней идеей Марии, но спорить
не стала, молча кивнув в знак согласия.
– Все, Валентина, пора мне.
– А куда теперь?
– В Испанию, под Валенсию, там тоже меня ждут.
– Увидимся еще?
Мария пристально и с жалостью взглянула на игуменью и
через мгновение, полное грустных мыслей обеих женщин,
ответила:
– Еще раз увидимся, последний, извини!
– А когда? – проявила настойчивость игуменья.
– Через десять лет, семь месяцев и четыре дня, – без паузы
ответила Мария, которая сегодня была почти безжалостна в своей
прямоте.
– Долго ждать придется! – вздохнула игуменья, а про себя
подумала, не стесняясь того, что Мария прочитает ее мысли: «И
кого жалеть? Людей? Отдав им единственного сына? И после
того, что они с ним сделали?»
– Не права ты, Валентина, не права, жалею я людей. И я не
права, что так резка с тобой, просто устала я сегодня, я же не бог!
– Мария сначала ответила на несказанное игуменьей, а затем на
сказанное. – Зато много еще хорошего успеешь сделать!
– Не бог я, - повторила гостья, отвечая на возникшую у
Валентины мысль, – обыкновенный человек, просто есть у меня
такая возможность, привилегия за мои материнские страдания:
иногда попросить у бога за людей. А выполнит он мою просьбу
или не выполнит, это уже он сам решает, хоть и сын мне…
– Ждать встречи с тобой долго, – сказала игуменья. – С тобой
всегда так: приходишь неожиданно, уходишь быстро. Как бы я
хотела с тобой подольше посидеть, побольше поговорить. С
тобой так легко и просто. Любую проблему с тобой можно
обсудить и решить! Все ты знаешь.
– Иногда лучше не знать.
– Понимаю.
61
– Прости, Валентина, не могу, не приду больше! Ты же знаешь,
я одна, а все меня ждут.
– Понимаю, – повторила игуменья, но уже твердым тоном.
– Обещаю, что в следующий раз мы наговоримся. Просто
возьму тебя с собой. Будем идти и разговаривать обо всем, что не
успели за твою жизнь.
– Спасибо, Мария, спасибо, буду ждать. Теперь мне есть чего
ждать и ради чего прожить эти десять лет.
– Ладно, ладно, высоких слов не надо, ты же не знаешь, что
тебя ждет, – улыбнулась гостья. - Все, мне пора!
Мария встала, подошла к двери, ведущей в гостиную, взялась
за ее ручку:
– До, свидания, закрывай глаза!
– До свидания, Мария, – игуменья послушно сомкнула веки.
А когда раскрыла глаза, то в комнате уже никого не было.
Только светилось в приоткрытой двери в гостиную освещенное
уличным фонарем окно, и тусклым светом горела лампада у
иконы Богоматери.
Игуменья легко вскочила с постели, поясница уже не болела, и
долго молилась перед Одигитрией.
Вот всегда с Марией так. К Валентине она приходила уже в
шестой раз, первый был перед ее посвящением в игуменьи.
Каждый визит был коротким, всего на десять минут и только на
три новости. В свое первое появление Богородица сразу приказала
