Лег я однажды после обеда отдохнуть (работы ведь уйма -- сами, небось, знаете!), взял себе газетку (рискнул-таки!) и развернул... И стало меня ко сну клонить! Да как! Вот уж и на заседание бежать надо, а я сплю. И если бы еще спал, как люди спят... А то что почудилось?! Будто все коммунальные банки соединились в один огромный-огромный. И у здания этого банка будто восемь с половиною ног... И подбегает оно (это здание) ко мне и лезет на меня... Лезет, душит меня и кричит:
-- Газета! Газета!
Просыпаюсь, а передо мной жена:
-- Газета, -- говорит, -- вокруг шеи обмоталась, чуть ты не задохнулся!
Боюсь газеты! Не читаю...
1926 ______________________________________________________________________
Ага, будешь?!
-- И не пил и много не наедался -- только мисочку затирки и съел, -- а такое вот приснилось... Как кричал, как стонал во сне, лучше и не вспоминать...
-- А что стряслось, Кондрат Иванович?
-- Да такое стряслось, такое приключилось, что как вспомню, так и млею... Под сердцем только -- дерг-дерг-дерг, в голове туман, и за притолоку, чтобы не упасть, хватаюсь.
Помолился я богу и лег... в кладовке на кожушке... Недолго и ворочался... И вот, пускай бог простит, снится мне, будто я -- моя же Мура, будто я, не про вас будь сказано, корова... А моя Мура вроде не Мура, а будто я -- Кондрат Стерня... Идет Мура к хлеву, берет веревку, привязывает меня и ведет поить. А оно -- январь, холодно -- птица падает...
Иду я к колодцу -- реву... Замерз, как березовая почка... Реву.
-- Не пои меня холодной водой, не то околею...
А она не понимает. Тычет мордой моей в корыто, а там не вода, а лед...
Напился -- реву, потому, чувствую, замерз, совсем замерз...
Ведет она меня в хлев, привязала к яслям, кинула сечку, поддала коленом в живот:
-- Ешь, черти бы тебя взяли!
А в хлеву ветер аж гудит!.. Как дунет, так словно в тебя какой-то черт сто иголок воткнул... Топчусь я на месте и:
-- А та-та-та! А та-та-та!
А потом как зареву:
-- Ой, спасите! Ой, кто в бога верует?!
Идет моя Мура в моем кожушке, в валенках и в кроличьей шапке.
-- Чего ревешь?
-- Да помилуй, -- говорю, -- разве можно скотину в таком хлеву в такие лютые морозы держать?! Пропаду! Ей-богу, пропаду!
-- А я, -- говорит, -- пропала? Я три года, чтоб тебя волки съели, мучаюсь в этом хлеву! Три года меня трясет, как в лихорадке! Подумаешь, барыня какая!..
И кнутом -- хвать!
-- Стой, стерва! Замерзла! А, испачкалась... И-и-и... Косолапая.
И по поджилкам кнутом -- хвать!
И матюком меня, маткжом... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глядь, а жена уже и доить меня идет. Хочу сказать:
-- Палазя! Это я! Что ты делаешь? Что ты делаешь?
А она уже садится...
Только хотела за сосок ухватиться, я и проснулся.
Так поверите, весь мокрый... И дрожу... Перекрестился.
Да вам только и рассказал... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Обмажу на зиму хлев, обложу соломой, приделаю двери... А то, будь оно неладно, чуть было не спятил. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ага?!
1924 ______________________________________________________________________
"Сельская юстиция"
Авторитет народного суда на селе громаднейший... Обращаются к нему и старые, и малые, и средние... Обращаются так, что эти два человека, которые постоянно в суде сидят, судья и секретарь, плавают в "жалобах", "заявлениях" и "прошениях"...
Бегают их глаза едва ли не по всем статьям уголовного, и семейного, и процессуального кодексов, и судят они ежедневно с утра до вечера, а в перерыв говорят:
-- Хотя бы перекусить чего-нибудь, что ли? Пообедаем, вероятно, уже вечером!..
Это советский суд. Заведенный, установленный, законный и действующий на основании революционных кодексов...
Но есть еще в селе "кодексы", существующие до сих пор, хотя начала свои они берут от тех пор, когда был разодран от мотни до горла святой благоверный и великий князь Игорь.
Одним словом, "кодексы" эти очень давние, но их еще в селах придерживаются, и хоть не большую, но некоторую роль в сельской юстиции эти "кодексы" играют.
