Некоторых зависимых приводили за руку мамы - в основном это были ученики. Они пытались сбежать от школьной реальности в телевизионный мир, чужая жизнь отвлекала их от собственных проблем. Родители же старались изо всех сил оттащить своих отпрысков от ящика и запихнуть обратно в ненавистную действительность.
Из всех обрушившихся на Дану историй ее особенно задели две - обе из жизни пожилых людей.
С женой шестидесятилетнего фермера, любимым занятием которого было просиживать за телевизором, иногда до восьми-десяти часов в день, она связалась по видеотелефону.
- Знаете, - начала рассказывать женщина, - если он не гуляет, не ест и не спит, то смотрит телевизор, да, все время, разные передачи, сам переключает. У него ведь рак мозга и метастазы по всему телу, пять операций перенес, последняя ничего не изменила. После нее нам и сказали, что проживет не больше двух лет. А вот уже семь прошло и ничего.
Бывший фермер - моложавый, ухоженный, спокойное выражение лица - сидел в инвалидной коляске, иногда вставлял что-либо или просто так улыбался. Его мозг, обкромсанный ножами хирургов, разучился воспринимать мир как систему. Основные инстинкты - есть-пить-спать - удовлетворялись, заботы оставили его, мужчина превратился в наблюдателя жизни. Дана была уверена - его один-единственный Fernsehsucht так кстати заполнил содержанием урезанную диагнозом и прогнозом жизнь и ... продлил ее.
Другая история, стареющей женщины, стала известна Дане благодаря одному из ее взрослых сыновей - это он нашел дорогу к неуклюжему оранжевому креслу. Его энергичная властная мать после смерти мужа-столяра, тот имел свою мастерскую, впала в депрессию, которая растянулась на три года. Целыми днями женщина просиживала у телевизора, дом не ухожен - для кого стараться? Лишь участок земли перед парадным входом обихаживался по прежнему тщательно - по другому никак не шло, соседи бы осудили.
Но вот в ее жизни появился мужчина - не очень здоровый, относительно денежный, познакомили родственники. Властность и энергия матери вырвались из спячки, телевизор задвинулся в дальний угол, дом зашуршал новыми скатертями и запеченным в фольге мясом.
Дана попыталась выстроить логичную конструкцию. Итак, оттеснен Fernsehersucht, временно занимавший главную позицию. В трехлетней фазе он был важен, уберегал, быть может, от худшего. Теперь же новый-старый смысл Machtsucht домохозяйки (опекать-обслуживать-властвовать), игравший главную роль в совместной с мужем-столяром жизни, - овладел ею снова и вернул к реальной жизни.
Сын властной женщины был последним посетителем. Как только за ним закрылась дверь, Дана тут же заторопилась - скорей домой, Алекс ждет ее, сегодня будут отмечать день знакомства. Отпраздновать решили тихо, никого не приглашая, Ян собирался уйти к другу с ночевкой. Наверняка, получу цветы и еще какой-нибудь подарок-сюрприз, радовалась Дана.
Настроение было прекрасным, хотелось демонстрировать его всему свету, ну, или хотя бы коллегам. В коридоре она наткнулась на седовласого Джона. Поболтала с ним несколько минут, тут же бросились в глаза изменения во внешности ветерана. Выглядел прекрасно - был хорошо одет, чуть по молодежному, но допустимо для его возраста, излучал прекрасное настроение, всяческие флуиды и просто трудносдерживаемую радость. Простившись с ним, Дана запорхала к выходу и уже у самой двери столкнулась с шефом.
- Ваши сегодняшние джинсы неотразимы, только такие и должны быть у начальника, потертость штанов по бокам - признак гениальности их владельца. Нам всем повезло с шефом, правда, - она разулыбалась ему, приглашая к ничего не значащему расслабляющему разговору.
- До свидания, - буркнул шеф.
Дана пожелала недовольной удалявшейся спине прекрасно провести выходной и закрыла за собой стеклянную непрозрачную дверь.
Дома никого не было. Она подошла к телефону - мигала красная кнопка автоответчика, нажала ее. Голос Алекса изображал сожаление, но звучал при этом отвратительно и ненатурально:
- Даночка, целую и люблю. Прости, приду только в одиннадцать, срочные дела. Мы с тобой потом все наверстаем. Пока, еще раз целую.