Вячеслав Тихонов - страница 6

Майские звезды

И я на следующее утро вместо того, чтобы паниковать, биться головой о стенку, я встал с очень ясной мыслью, что нужно сейчас вызвать сначала Колю Бурляева, которого я только что посмотрел в картине Тарковского «Андрей Рублев», где он гениально сыграл колокольного мастера. Это я решил сразу. И еще я сразу решил, что нужно обязательно позвать из Петербурга почти никому не известную тогда еще актрису Алису Бруновну Фрейндлих, которая и сыграет вот эту вот вторую женскую роль. И потом я сразу и решительно и бесповоротно решил, что на главную мужскую роль я приглашаю Леню Кулагина, который снялся в «Дворянском гнезде» у Андрона Сергеевича Михалкова-Кончаловского. Блистательно, на мой взгляд, по тогдашним соображениям моим. Блистательно снялся! Во всяком случае, его лица я забыть не мог, оно на меня производило совершенно невероятное, чарующее впечатление.

Майские звезды

Очень быстро как-то мы соорганизовались. Мы засняли кинопробы, я их как-то смонтировал. Все это уже шло в таком темпе вальса, как будто я снимаю свою 96-ю картину перед пенсией, а не первую, так сказать, дебют. Быстро-быстро, быстро-быстро… Значит, все это склеили. Все это посмотрели. Я какую-то музыку положил… Худсовет… А зачем нужна была моя картина? Там они хотели выпустить полнометражную картину из чеховских новелл. И одна из картин, она провалилась, и вот на место проваленной картины меня быстренько и запустили. И значит, все члены художественного совета были в курсе дела, что я спасаю вообще единицу, от которой зависит денежная премия всей киностудии «Мосфильм». И потом все посмотрели мои пробы и ужаснулись, и ужаснулись так искренне… Они говорят: «Ну это же просто маразм, Сережа. Это маразм. Даже странно, что вы, такой молодой человек, находитесь в таком глубоком маразме. Ведь вы совершенно не понимаете Чехова. Это веселый юмористический рассказ. Антоша Чехонте. Вы снимаете какую-то дребедень. Какую-то „Анну Каренину“». Действительно, было тогда произнесено это слово. А я подумал: «Ну, они правильно говорят. Я действительно хочу снять вроде „Анну Каренину“, только у очень пустых людей». Потому что Анны Каренины случаются в жизни Анны Карениной, это одно дело, а те же самые комбинации, которые мучили Анну Каренину, еще встречаются у исключительно несчастных и пустых людей, которые абсолютно не понимают, что им делать с этой ситуацией. И вот мудрейший критик Майя Туровская — это любимейший мой критик, и я до сих пор с ней поддерживаю очень любовные, очень хорошие отношения — она мне сказала: «Сережа, вы безумец. Потому что вы абсолютно не понимаете предмета, по которому собираетесь снимать, не понимаете». Я говорю: «Да нет, почему. Я понимаю». Они были в таком ужасе, и все на Арнштама навалились: «Лев Оскарович, ну у нас уже один провал есть, зачем нам второй провал? Этот же провал будет жестче». Он говорит: «Ну, обождите, дайте ему толковые рекомендации».

Арнштам всех послушал и сказал: «Ребят, так невозможно. Это мы действительно попадем в какую-то черную дыру, в черную чеховскую дыру. У нас будет провал за провалом. Потому что я не слышу конструктивных предложений. Это молодой режиссер, молодой начинающий мастер. Ему нужно сейчас посоветовать что-то толковое. Что вы ему посоветуете конструктивно? Зачем бессмысленно ругаетесь? Понимает он Чехова, не понимает — это его личное дело. Посоветуйте!» И тогда все пожали плечами и сказали: «Ну нет! Ну пусть, раз он такой молодой мастер, пусть он и решает с точки зрения молодого мастера. Но что мы все советуем — то это уж точно убрать Кулагина, который вообще не понимает, как он туда попал». А это был такой момент: он не очень понимал, как он сюда попал, с какими целями. Я просто очень люблю Леню и до сих пор и всегда смотрю, когда вижу, там, где-то на экране, всегда его смотрю, потому что как бы былая такая приязнь, она все не оставляет меня. Но вот у Кулагина был в пробах такой действительно слегка взгляд такого человека, который не очень понимает, куда он попал. Все это закончилось, мы вышли в коридор. И вот тут-то ко мне подошла абсолютно выдающаяся женщина — Люция Людвиковна Охрименко. Она всегда говорила про себя, уточняя: «Я — Люция Людвиковна, не — говна, а — ковна». «Да, — сказал я, — Люция Людвиковна». Люция Людвиковна была ассистентом по актерам, как теперь говорят — кастинг-директором, и вторым режиссером у Юткевича на чеховской картине, которую он снимал тогда. Вообще была любимейшим кастинг-директором. Тогда таких безобразных выражений не было. Тогда все говорили по-русски. Еще был такой сладостный период, когда можно было вокруг услышать русскую речь… Она ко мне подошла и на ухо сказала: «Сережа (а мы с ней были не знакомы, она мне только вот сказала, что она „ковна“), Сережа, позвоните Тихонову». Я говорю: «Какому Тихонову?» — «Позвоните Тихонову». Я говорю: «Что? Вячеславу?» Она говорит: «Вячеславу, Вячеславу Васильевичу, позвоните ему». Я говорю: «Чего я ему буду звонить? Он меня пошлет просто. Кто я и кто он? Он князь Андрей. А я кто такой? Даже не этот самый, не офицер Тушин, Люция Людвиковна». — «Позвоните, я вам дело говорю». Я говорю: «Ну нет, ну я не могу. Тогда, может быть, вы позвоните?» Она говорит: «А что я-то буду звонить? Ну меня он знает. Вы ему позвоните». А я говорю: «А зачем я ему буду звонить?» Она говорит: «Зачем вы будете звонить? Ну хорошо. Тогда посмотрите какой-нибудь кусочек из картины Швейцера „Мичман Панин“. И вы поймете, зачем вы будете звонить Вячеславу Васильевичу Тихонову». И я побежал и посмотрел «Мичмана Панина», где действительно была еще одна блистательнейшая актерская работа, совершенно неожиданная, которую сделал Вячеслав Васильевич Тихонов.