Из текста этой инструкции ясно, что она могла существовать только на бумаге, воплотить ее в жизнь целиком не было никакой возможности, иначе жизнь охтян была бы сходна с тюремною жизнью, с каторгою. Охтенский поселянин не мог даже не ночевать дома без разрешении подлежащих властей! Затем очень характерно подчеркивание — «о своих нуждах просили всякий о себе, а сходбищ себе не дозволяли» — всякая коллективная просьба, всякое совместное обсуждение своих общих нужд почиталось преступлением. Повторяем, очевидно, что инструкция эта не могла быть проводима в жизнь, постоянно нарушалась, капитан Бизюкин и его сотские и десятские более чем вероятно делали проверку жителей, когда им нужны были деньги — отсутствовавшие откупались, и проверка опять-таки на долгое время прекращалась, далее охтенцы умели ставить на адмиралтейские работы за себя рабочих, находя выгоднее заниматься подрядами, скотоводством, столярными частными заказами и т. д. но, конечно, существование этой инструкции, возможность ее применения тяжелым гнетом ложилась на слободу. В первое время существования слободы ее жители должны были ходить на работу в адмиралтейство, на другой конец города, это ежедневное путешествие ни свет ни заря должно было отзываться на работе поселян, и с начала XIX века на самой Охте была заведена небольшая верфь, на которой происходила постройка военных судов, например, 74-пушечных фрегатов.
Когда при веселой царице Елизавете Петровне при дворе стали усиленно развлекаться театром, то при перестановке декораций, при устройстве сцены понадобились опытные плотники — и их стали брать с Охты, а 30 декабря 1764 года императрица Екатерина II распорядилась «означенных плотников по заобыкновенности их к театральным работам иметь в точной команде придворной конторы, а из адмиралтейского ведомства выключить, чтоб они при тех работах могли быть неотъемлемы, точно жительства их на Охте со своими домами не лишать, чтоб они против прочих нужд иметь не могли». Таким образом на Охте, среди вольных петровских плотников, как это должно было быть по указам, или среди крепостных адмиралтейского ведомства, как это было в действительности, появились крепостные и театральной конторы.
У нашего писателя Помяловского сохранилось описание Малой Охты, описание относится к 30-ым годам прошлого столетия: «Малая Поречна (Поречной Помяловский называл Охту), имеет довольно красивую кладбищенскую церковь, которая разделяет ее на два края или два конца, имеет правление, школу, ресторацию «Магнит», виноторговлю, два кабака, восемь мелочных лавок (мясных и булочных нет). В ней только три каменных дома, остальные — все деревянные и среди деревянных не более десятка двухэтажных. Почти четвертая часть домов представляет вид печальный: это черные, гнилые, распавшиеся надвое и натрое избушки, вросшие в землю, и у тех избушек прогнили крыши, покачнулись стены, отчего и подперты они досками и кольями; перекосившиеся окна нередко заклеены бумагою или тряпицею, а не то и просто заткнуты мужицким армяком или бабьим костюмом. Левый край Малой Поречны вымощен булыжником, но было бы гораздо лучше для обывателя, когда бы у них совсем не существовало булыжного проспекта, который никогда не ремонтировался и был изъязвлен рытвинами, ухабами, буераками и разного рода чертоплешинами. Посреди проспекта Малой Поречни положены досчатые мостики, страшно исковерканные и испещренные прорехами и неуклюжими заплатами: дыры и заплаты ломали ноги трезвому и пьяному люду пореченскому. В Малой Поречне почти нет садов, обильная зелень только и встречается на кладбище, которое вследствие того служит для обывателей публичным садом. Некогда же селение было окружено дремучими лесами, переполненными сосною и елью, березняком, осиной и рябиной, — в них попадался и дуб, и клен; но леса давно вырублены верст на 20 кругом во все стороны — дерево пошло на топливо, постройки и поделки разного рода, даже коренья вырыты из земли и сожжены в печах пореченских. Теперь сзади селения лежат необъятные для взора сенокосы, а спереди течет широкая, быстрая, светлая водная красавица река Озерная».
