— Круто, — вот все, что я могла сказать. Я все еще плакала, но уже начинала и смеяться.
Кларк спросил:
— Знаешь, как Тони однажды назвал Вивьен?
— Как?
— Муссолини с лицом Боттичелли.
— Что, действительно?
— Угу, — кивнул Кларк. — Он хотел сделать комплимент.
— Да-а-а, — протянула я и вдруг обнаружила, что больше не плачу. — Кстати, о преступлениях. Я и Mapлен разозлила. — Я рассказала ему о звонках и записке, и Кларк скорчил рожу.
— На тебя просто наябедничали.
— Наябедничали?
— Ага. Мы называем эти записки «ябедами Марлен». Она пишет их раз-два в месяц. Никто не принимает их всерьез, но получают их все, потому что Сабрина из офиса Фила делает для нас ксерокопии. К Филу и Тони они никогда не попадают, и даже Джеральдина говорила мне, что вот уже два года их не читает.
— А Аллегра?
— Аллегра пошлет ей письмо, обещая во всем разобраться, а затем выбросит эту записку. Ручаюсь, ты о ней больше не услышишь.
Мне стало легче, и я вспомнила о недоразумении с Мэкки Моран.
— Мэкки Моран черпает вдохновение из трещин на тротуаре и воя автомобильной сирены на рассвете. Она перезвонит — возможно, уже перезвонила. Ну, теперь все в порядке? — Кларк шутливо нахмурил брови. Я улыбнулась. — Вот и отлично. — Он подал мне руку, и мы вернулись внутрь.
Дагни уже ждала меня. Вид у нее был немного виноватый.
— Можешь оказать мне услугу?
— А что тебе нужно? — спросила я с некоторой опаской, мечтая поскорее оказаться дома, где я никому не причиню вреда.
— По четвергам, вечером, кто-нибудь из помощниц Аллегры ездит в Куинс, в типографию «Нью-Йорк таймс», чтобы раздобыть пятничный номер, потому что там публикуют рецензии. А мне позарез нужно быть у Феликса, я пропустила три недели подряд. Если я не приду, он откажется от меня и никогда больше не возьмет.
Феликс Акоста был одним из ведущих нью-йоркских парикмахеров — человеком, к которому простые смертные записывались за шесть месяцев. Я не раз читала о нем в модных журналах: его шедевры украшали головы десятков актрис и супермоделей.
— Конечно, я с радостью, но разве нельзя скачать из Практикантета?
Оказалось, что хотя онлайновая версия и выходит около полуночи, Аллегра беспокоилась, что в ней может быть пропущена какая-нибудь важная фраза, которая есть в печатной версии, а поэтому ее устраивала только настоящая газета. Дагнни сказала, что номер выходит около одиннадцати вечера и что мне следует взять лимузин с шофером.
— Обычно мы посылаем рецензии Филу на факс, но сегодня он будет где-то, где факсов нет, так что позвонишь его ассистенту, он соединит тебя с Филом, и ты прочитаешь ему обзор.
Дагни уже напечатала для меня инструкцию, где объяснялось, как заказать лимузин, и были даны адрес типографии и несколько телефонов ассистента, который «прикрывал» этим вечером Фила.
— Ах да, тебе еще понадобится вот это, — сказала она, вручая мне новенький сотовый телефон. — Джеральдина специально его принесла. Он твой на все время работы здесь. Главное, никогда его не выключай.
Позднее, вечером, когда лимузин пересек Бруклинский мост, направляясь к типографии «Нью-Йорк таймс», я почувствовала, что накопившаяся за день усталость сменилась радостным возбуждением. Водитель припарковался, я подошла к охраннику, и он сказал мне, что первые газеты покинут станок приблизительно через полчаса. Какая-то часть меня хотела позвонить Абби и все ей рассказать, но мой мозг был занят воссозданием событий этого дня. Способность выдержать испытания наполнила меня глубочайшей уверенностью в себе, и я наслаждалась ею.
В четверть двенадцатого из здания вышел мужчина. Он открыл стоявший на тротуаре автомат для продажи газет и принялся загружать в него свежие экземпляры. Я тут же бросилась к выходу и купила две газеты. Уже сидя в машине, я быстро пролистала страницы, нашла нужную рецензию и набрала номер, стоявший в моем списке первым. Ассистент попросил оставаться на линии, пока он свяжется с Филом.
— Можете говорить, — сказал ассистент.
— Фил, это Карен Джейкобс из офиса Аллегры. В «Нью-Йорк таймс» для вас есть заметка о «Воробье на оливковом дереве».
— Читайте.
