Попробуем сделать еще один шаг к прояснению Объемлющего.
Философствовать об Объемлющем значило бы проникать в само бытие. Это может происходить только в косвенной форме. Так как до тех пор, пока мы говорим, мы мыслим предметно. Посредством предметного мышления мы должны обрести указатель на непредметное Объемлющее.
Примером здесь является то, что мы как раз мысля, и осуществили, а именно разделение на субъект и объект, в котором мы всегда находимся и которое не можем увидеть извне. Высказываясь относительно его, мы превращаем его в предмет, который, однако же, несоразмерен статусу предмета, так как субъект-объектное разделение — это отношение вещей в мире, которые противостоят мне как объекты. Это отношение будет неким наглядным образом, призванным выразить то, что само совершенно не. видно и никогда само не является в виде предмета.
Продолжая дальше такое "образное" мышление на основании того, что для нас изначально присутствует, мы удостоверяемся в многомерном смысле этого субъект-объектного разделения. Оно исходно различается по своему смыслу в зависимости от того, направлен ли я как рассудок на предметы, или как живое существование — на окружающий меня мир, или же как экзистенция — на Бога.
На уровне рассудка мы противостоим постигаемым вещам и располагаем относительно их, насколько это удается, убедительным общепринятым познанием — познанием их как определенных предметов.
Как живые существа, существующие в окружающем мире, мы затронуты в этом разделении тем, что узнается нами в наглядном чувственном опыте и в переживании действительно оказывается таким настоящим (Gegenwärtige), которое не выразить ни в каком всеобщем знании.
Как экзистенция мы имеем отношение к Богу — трансценденции. Это отношение осуществляется посредством языка вещей, превращающего их в шифры или символы. Ни наш рассудок, ни наша витальная чувственность не схватывают действительность этого зашифрованного бытия. Бытие Бога в его предметном предстоянии является действительностью для человека только как экзистенции и находится совершенно в другом измерении, нежели эмпирически реальные, принудительно мыслимые, чувственно аффинирующие предметы.
Таким образом, Объемлющее, как только мы хотим удостовериться в нем, сразу подразделяется на несколько способов своего бытия, и разделение это происходит как раз на путеводной нити трех способов субъект-объектного разделения: первый имеет дело с рассудком как сознанием вообще — в качестве такового мы все идентичны; второй имеет дело с живым существованием (Dasein) — в качестве такового каждый из нас есть особая индивидуальность; и третий имеет дело с экзистенцией—в качестве таковой мы являемся подлинно самими собой в нашей историчности.
Разработку подобной точки зрения невозможно изложить кратко. Достаточно сказать, что Объемлющее, если оно помыслено в качестве самого бытия, называется трансценденцией (Богом) и миром; если же оно помыслено в качестве того, что есть мы сами, то называется существованием, сознанием вообще, духом и экзистенцией.
Если мы с помощью нашей основной философской операции развязали путы, которые связывают нас с объектом, ошибочно принимаемым за само бытие, то для нас теперь становится понятным смысл мистики. На протяжении тысячелетий философы Китая, Индии и Запада высказывали нечто, что везде и всегда оставалось одним и тем же, даже при всех различиях в способах сообщения: человек в состоянии перешагнуть субъект-объектное разделение навстречу полному единению (Einswerden) субъекта и объекта, сопровождающемуся исчезновением всякой предметности и угасанием Я. Здесь открывается подлинное бытие и при пробуждении оставляет осознание какого-то более глубокого, неисчерпаемого значения. Однако для того, кто это испытывает, такое единение и есть подлинное пробуждение, а пробуждение к сознанию с его субъект-объектным разделением выступает, скорее, как некий сон. Вот что пишет Плотин, величайший из философов-мистиков Запада:
"Часто, когда я из дремоты тела пробуждаюсь к самому себе, я вижу поразительную красоту и тогда совершенно твердо верю в свою принадлежность к лучшему и высшему миру, во мне с силой действует прекраснейшая жизнь и я становлюсь единым с Божественным". В мистическом опыте не может быть никакого сомнения, так же как нет сомнения в том, что у каждого мистика в языке, посредством которого он хотел бы сообщить себя, сущностное не высказывается. Мистик погружается в Объемлющее. То, что высказывается, вступает в субъект-объектное разделение, это значит, вступает на путь бесконечного прояснения в сознании, никогда не достигая полноты первоистока. Однако мы можем вести речь только о том, что получает предметную форму. Все остальное носит непосредственный характер. Но то, что оно является имплицитным фоном (Hintergrund) тех философских мыслей, которые мы называем спекулятивными, составляет содержание и смысл этих мыслей.
