На эту мысль живот отозвался неприятным спазмом, как происходило почти всякий раз, стоило только вспомнить о дворе короля Ричарда.[5] Игральные кости истории легли так, что люди вроде Уолкота вознеслись над Криспином, которому остались одни лишь обноски. Но ничего, это ненадолго. Криспин научился определять, с каким количеством золота готов расстаться человек. И если внешний вид не обманывал, Николас Уолкот мог позволить себе расстаться с весьма круглой суммой…
Подавшись на стуле слегка вбок, Криспин придал лицу строгое выражение и заодно попытался полой котарди прикрыть прореху на левом чулке.
— И в чем же состоит ваше щекотливое дело, мастер Уолкот?
Когда торговец встретился взглядом с Криспином, его лицо стало жестким.
— Дело в моей супруге. Боюсь… боюсь, что она мне не верна.
Его глаза наполнились влагой. Он закрыл лицо руками и всхлипнул.
Криспин откинулся на спинку стула и принялся изучать ногти, поджидая, когда смолкнут рыдания. Ждать пришлось довольно долго.
Наконец Уолкот успокоился и обтер щеки широкой, мясистой ладонью.
— Простите… — Он шмыгнул и почесал кончик носа. — Это меня очень беспокоит… Разумеется, я не уверен. И потому пригласил вас.
Криспин отлично понял, куда дует ветер, и испытал приступ жестокого разочарования.
— Итак, что вы от меня хотите?
— Вы, конечно же, обладаете опытом в делах подобного рода…
Криспин прищурился:
— Я должен буду следить за вашей супругой?
Уолкот пересек комнату и встал над нетронутой чашей с вином. Сквозь подернутые изморозью окна на вощеные половицы лился блекло-серый свет. Противоположная часть комнаты терялась в тени, где едва проглядывали огоньки свеч.
— Я уже с ума схожу! — прошипел он. — Мне надо знать! У меня торговля, поместья! Наследники… я должен быть уверен, что все они от моей плоти и крови. Наш брак был заключен недавно, а я вынужден часто и подолгу отлучаться из дому по делам…
Одно дело любовь и ревность, и совсем иное — вопросы наследования.
— Вы совершенно правы. Но в чем будут состоять ваши намерения, если вскроется малоприятная правда?
Розовые щеки Уолкота побагровели.
— А вот это, мастер Гест, уже мое дело.
— Полагаю, вы заблуждаетесь. Меня не прельщает мысль стать причиной насилия, пусть и небеспричинного.
Уолкот бросил на него пристальный взгляд, и внезапно кулаки торговца разжались. Он виновато улыбнулся:
— Это сугубо личное, и потому нелегко сохранять спокойствие. Разговор, конечно, состоится, да и наказание, пожалуй, будет. Но вот насилие? Нет. Видите ли, я люблю свою жену.
Криспин поднялся, подошел к очагу, желая согреться. С промокшего плаща капало на пол.
— У меня нет склонности к подобным делам, мастер Уолкот. Я занимаюсь поиском пропавших драгоценностей, похищенных документов и тому подобное. Супружеская неверность? Эти вопросы я оставляю на откуп духовенству.
Криспин покачал головой и двинулся к выходу, однако Уолкот торопливо загородил ему дорогу и даже распростер руки в стороны, блокируя дверь.
В торговце было добрых шестнадцать стоунов,[6] однако такая дородность объяснялась лишь безоблачной жизнью и тяжелой пищей. Подтянутый же и физически развитый Криспин не сомневался, что даже при всем желании Уолкот не сможет его задержать.
— Мастер Гест, я прошу вас! Вы знаете, что я богат. Я заплачу любую цену. Да и вновь рассказывать эту историю другому человеку я не в состоянии. Умоляю!
— Должен заметить, мастер Уолкот, что речь идет о щекотливом и неприятном деле. — Криспин с трудом оторвал взгляд от винной чаши. — По моему мнению, вам следует просто поговорить с женой.
Он опустил ладонь на руку Уолкота и с легкостью отодвинул ее, затем потянулся было к засову, но торговец, в свою очередь, перехватил его запястье.
— Как я могу быть уверен, что она не лжет?
Криспин улыбнулся:
— Так ведь она вполне может сказать вам правду. Свет видывал и не такое.
— Вы не знаете моей жены, — пробормотал Уолкот. — Я пытался, но у нее свое понимание правды, не как у других.
Торговец сильнее сжал запястье Криспина. Тот выразительно посмотрел вниз и промолвил:
— Мне казалось, для таких дел у вас имеется прислуга.