- Вы просто не учились с Эли в Гималайской школе, - отозвался Андре. - К тому же он в вас влюбился - вероятно, такая встряска подействовала на него к лучшему. Серьезный, властно командующий Эли - поверьте, это звучит очередной проказой!
Ромеро обратился к Андре:
- Милый друг, многие, в том числе, со стыдом признаюсь, и я, считали вас мертвым, ибо… ну что ж, раз ошиблись, надо каяться, - ибо не было похоже, чтоб разрушители доведались до человеческих тайн. Мне представлялось невероятным, что такие злодеи не сумели от вас, живого, выпытать все, что вы знали. Но вам посчастливилось, если можно назвать счастьем такой печальный факт, как умопомешательство… Об этом выходе никто из нас не подумал.
- Я сам изобрел его! Я свел себя с ума сознательно и методично. Сейчас расскажу, как это происходило.
Он с ужасом ожидал пыток. Смерть была бы куда лучше, но он понимал, что за ним наблюдают, старинные способы самоумерщвления - ножи, петля, отказ от пищи, перегрызенные вены, - весь этот примитив здесь не действовал. И тогда он решил вывести из строя свой мозг.
- Нет, не разбить голову, а перепутать связи в мозгу, так сказать - перемонтироваться. Конечно, мозг - конструкция многообразная, нарушение его схемы на каком-то участке еще не вызывает общей потери сознания, но все-таки вариантов неразберихи несравненно больше, чем схем сознания, и на этом я построил свой план.
- Так появился серенький козлик?
- Именно так, Эли. Я выбрал козлика еще и потому, что разрушители наверняка не видели этого животного и понятия не имели о сказочке со старухой и волком. А я думал о козлике наяву и во сне, видел только его… Что бы ни происходило, на еду, на угрозы, на страх, на разговоры - на все я отвечал одной мыслью, одной картиной: козлик, серенький козлик… Я перевел весь мозг на козлика! И мало-помалу существо с рогами и копытцами угнездилось в каждой мозговой клетке, отменило все иные картины, кроме себя, всякую иную информацию, кроме того, что оно - серенький козлик. Я провалился в умственную пустоту, из которой вывели меня уже вы!
- Как ты мучился, Андре! - прошептал Лусин. В голосе его слышались слезы. - Таких страданий!..
- Какая сила воли, Андре! - проговорил Ромеро. - Что вы изобретательны, мы знали все, но, признаюсь, не ожидал, что вы способны так воздействовать на себя!
Я задумался. Андре сказал с упреком:
- Ты не слушаешь нас, Эли!
- Прости. Я размышлял об одной трудной проблеме.
- Какая проблема?
- Видишь ли, у нас выведена из строя МУМ. И вывели ее примерно твоим способом - перепутали схемы внутренних связей.
- Свели машину с ума? Забавно! А схема запутывания схемы есть?
- Боюсь, что нет. Все совершалось аварийно. Возможно, кое-что из своих команд Осима и Камагин запомнили.
- Можно подумать, - сказал Андре, зевая. - МУМ, конечно, не сложнее человеческого мозга.
- Не вздремнуть ли? - предложил Ромеро. - Все мы устали после сражения, а завтрашний день обещает быть тоже нелегким.
Ромеро, Андре и Лусин разместились неподалеку, и скоро донеслось их сонное дыхание.
Я лежал и думал об Астре. Все утро я нес его на руках, и он был со мной, а потом шла битва, после битвы меня отвлекли разговоры с разрушителями и Андре - и я не вспоминал Астра. А сейчас он стоял передо мной, и я разговаривал с ним. Он жалел меня. Отец, говорил он, нам просто не повезло, вот почему я и умер. Да, нам не повезло, соглашался я, вот видишь, мы победили врагов, и гравитация ослабела, как сегодня лихо летали ангелы, что бы тебе стоило погодить день-другой - и ты бы остался жив! Я не сумел, оправдывался он, не сердись, отец, я не сумел - и это не поправишь! Это не поправишь, сынок, говорил я, это уже не поправишь!
Так я лежал, мысленно беседуя с сыном, пока меня вдруг не толкнула Мери. Я приподнялся. Она сидела рядом.
- Перестань! - сказала она с рыданием. - Нельзя так терзать себя.
- С чего ты взяла! Просто я размышляю…
- Спи! Обними меня и спи! Это безжалостно так… пойми!.. Я ведь тоже ни о чем другом думать не могу…
Я обнял ее. Она прижалась ко мне, и вскоре я услышал, как она опять молча плачет. Я тихо гладил ее волосы. Она заснула внезапно, не то на полувсхлипе, не то на полустоне. Я подождал, пока сон не стал крепким, осторожно вытер мокрые щеки и положил ее голову себе на грудь, так ей было удобнее, чем на свинце.
