Следуя инструкции Лопрести, Поркаро проследил путь намеченной жертвы до шикарного торгового комплекса в западной части Чикаго. Он немало позабавился, видя мучения советника, пытающегося поставить новенький «Мерседес-450» подальше от других машин, дабы чикагские лихачи случайно не поцарапали лакированные крылья. Когда советник наконец удалился, Поркаро заложил под капот «мерседеса» маленькую магнитную бомбу и поехал в аэропорт, чтобы поспеть в Бруклин к ужину и насладиться спагетти с моллюсками.
Но, к несчастью для Джо и его непосредственного начальника Лопрести, который задумал и распорядился провести эту акцию, не посоветовавшись с доном Виченцу, личный юрисконсульт семьи Камастра приехал в торговый центр за женой и дочерьми трех и двух лет. Семейство подошло к автомобилю в полном составе, но трехлетняя Шаннон вдруг захотела в туалет. Слегка пожурив дочь, отец отвел ее в ближайший магазин, а мать и младшая дочь остались ждать в машине.
Стоял холодный февральский день, и Розмари Камастра-О'Коннор, естественно, решила немного погреть мотор.
(Огненный цветок!)
Просыпайтесь, мистер О'Коннор.
(Огненный цветок!) Темная гостиная в убогой квартире; умственное излучение из спальни больной снова бьет по нервам; он не успевает преградить ему доступ и корчится от боли. Кир, Кир, мальчик мой, ты вернутся, ты помолился…
Просыпайтесь. Все о'кей. Они на месте.
(Огненный цветок!) Надтреснутый голос, точно железом по стеклу, царапает по стенкам его мозга, стучит, цепляется за него и за свою агонию:
Кир, Кир, ты не забыл о святом причастии, ты больше не воруешь завтраки в школе, ты молишься за нас двоих, я уже не в силах, поэтому ты должен молиться, истово, чтобы свершилось чудо…
Проснитесь, сэр.
(Огненный цветок!) Руки, сухие, шелестящие, как газета, с обкусанными синюшными ногтями, одна стиснула резные серебряные четки, другая зарылась в его свитер и тянет к себе, а он отчаянно упирается, воздвигает между ними высокую преграду, но мать непрерывно колет ему глаза своим проклятым ирландским Богом:
Кир, Кир, Бог испытывает тех, кого любит, он любит нас, я люблю тебя, молись, Кир, и чудо свершится, молись Господу Нашему Иисусу Христу, прекрати эту боль, Кир, помоги, помоги…
Мистер О'Коннор! Просыпайтесь!
(Огненный цветок!) Хорошо, ма, я помогу, твой глупый Бог не умеет помочь, а я умею… я знаю, как… оказывается, это очень просто. Голубые глаза расширились, стали черными и пустыми, боль ушла, ум ушел – неужели вправду? И крики мальчика (огненный цветок!), и крики взрослого (огненный цветок!) громом раскатились над Иллинойсом. Тучи такие же серые, как свалявшиеся мамины волосы на дешевой подушке в гробу… Скорее закройте гроб, скорее, мистер О'Коннор, просыпайтесь, откройте глаза!
Киран открыл.
Увидел рядом Арнольда Паккалу, Адама Грондина, Джейса Кессиди – верных людей, которых он спас и привязал к себе. Они точно такие же, как он, и точно так же пострадали по собственной вине, ибо привыкли причинять страдания.
Он спросил Арнольда: Поркаро и Лопрести тут?
– Да, сэр, – ответил вслух Паккала. – Кениг и Матуччи не обманули. Женщин в ложе нет. Четверо подкаблучников внутри, двое снаружи. Сейчас начнется антракт между третьим и четвертым действием. Вы с Адамом и Ясоном легко замешаетесь в толпу.
Киран отстегнул привязной ремень, снял шляпу, темно-синее кашемировое пальто, белый шелковый шарф. Телохранители последовали его примеру. Все трое были в вечерних костюмах с темными галстуками.
– Поедешь на Шестьдесят пятую улицу, к школе Жуийяра, – велел Киран Арнольду. – Найдешь туннель под площадью, ведущий к служебному входу. Там и встретимся.
– О'кей, сэр. Желаю удачи.
Кессиди и Грондин уже стояли на тротуаре. Киран помедлил, улыбнулся помощнику. Между ними возник образ-напоминание: шайка хулиганов в чикагском тупике насмерть забивает пьяного бродягу, а он из последних сил посылает телепатический призыв о помощи.
– Удачи? Арнольд, ты ли это? Я думал, тебе ясно, что таким людям удачи желать ни к чему, поскольку мы сами ее творим.
Он наконец вышел из машины и захлопнул дверцу. Фары «кадиллака» светились в темноте, как горящие глаза хищника. Арнольд Паккала поднял руку и мысленно проговорил:
