— Закройте дверь, поручик, — сказал Слащев стоявшему за спиной адъютанту, — и позаботьтесь, чтобы мне не мешали. — Повернувшись к телеграфисту, кивнул:
— Пишите. Пишите так: «Феодосия. Его высокопревосходительству генералу Деникину». — Пальцы телеграфиста забегали по клавишам буквопечатающего «Бодэ», аппарат мягко застучал. — Пишите дальше: «Прошу принять меня по срочному вопросу. Надеюсь на личную встречу до того, как состоится совещание в Севастополе… — Задумавшись, не заметил, что телеграфист уже отстучал текст и теперь почтительно смотрит на него, ожидая продолжения. — Пишите, — глухо продолжал Слащев: —…которое явится для русской армии случаем беспрецедентным. Генерал-лейтенант Слащев». Добавьте, что жду ответа у аппарата.
Ждать пришлось долго. Все сильнее раздражаясь, Слащев поглядывал на молчащий аппарат, словно торопил его, и вдруг обнаружил, что его нетерпение передалось телеграфисту — тот сидел за столом бледный, опустив руки вдоль напряженного туловища. Сейчас этот человек в черной форменной тужурке напоминал ему испуганную птицу.
«Да ведь он боится меня…» — Вспомнив, что в последнее время он все чаще и чаще примечает страх на лицах людей, поморщился…
Стук ожившего аппарата заставил Слащева шагнуть к столу. Он нетерпеливо подхватил бумажную ленту.
«Джанкой. Слащеву. Полагаю, что приказы старших надлежит не обсуждать, а исполнять неукоснительно. Деникин».
Рука сжалась в кулак, Слащев с силой дернул ленту, сунул ее в карман.
Назад к своему вагону генерал шел, старательно глядя под ноги, точно боялся оступиться, лицо у него горело, словно от пощечины — подобной обиды он не испытывал давно.
Медленно, с видимой натугой переползая от полустанка к полустанку, шел из Симферополя на север полуострова поезд. Был он довольно длинным и пестрым: несколько обшарпанных теплушек, товарные вагоны и среди них — один классный, пассажирский, с занавесками на окнах. На полустанках было малолюдно. Пассажирами поезда в основном были крестьяне, привозившие на базар продукты. Везли солдат. Возвращались домой просители.
… В одном из купе классного вагона сидели две молоденькие девушки, которых в Симферополе никто не провожал, что казалось необычным даже по тем сломанным временам. Впрочем, отыскать нужный вагон девушкам помогал молодой, щеголеватый офицер, сейчас картинно стоявший в дверях.
На первый взгляд, девушки были похожи — обе большеглазые, светловолосые, смуглые, с той милой припухлостью губ, которая свойственна девичьим лицам на пороге юности, обе в длинных юбках и шерстяных жакетах с присборенными, приподнятыми над плечами рукавами. Однако, присмотревшись, можно было увидеть и несхожесть: девушка, сидевшая у окна, была строже своей соседки, ее темно-серые глаза смотрели прямо и пытливо, в линиях красивого лица чувствовалась скрытая энергия и серьезность.
Лицо ее подруги отличалось мягкостью, доброй улыбчивостью — на такие лица обычно смотрят с удовольствием, но вскоре же и забывают. Она оживленно разговаривала с молодым поручиком.
— О, господин Юрьев, как удачно, что вы тоже едете! Мы так благодарны вам за помощь!
Поручик склонил голову:
— Что вы, Елизавета Львовна, я почел за честь быть хоть чем-то полезен вам и вашей подруге.
— А почему вы давно не были? — продолжала кокетливо улыбаться Лиза. — Совсем забыли нас… Знаете, в эти времена теряешь друзей. Вот и с Верой мы сидели за одной партой, а теперь так редко видимся. — И Лнза полуобняла подругу, как бы приглашая принять участие в разговоре.
Вера коротко взглянула на нее — оживление Лизы угасло, теперь она едва отвечала Юрьеву. Он откланялся и ушел, пообещав зайти попозже.
Лиза виновато посмотрела на подругу, придвинулась ближе.
— Вера, ну, не печалься так! Вот увидишь, мы сделаем что-то для Коли. Яков Александрович мне не откажет… Ну, Верочка, душенька, не будь такой, ну, пожалуйста!..
Вера лишь молча кивнула и снова отвернулась к окну.
Она вспоминала то, что случилось вчера за полночь.
В окно постучали — и Вера тотчас проснулась. В последнее время она постоянно ожидала, что в окно постучат — размеренно, с одинаковыми интервалами, как было условлено. И хотя постучали иначе, нетерпеливо подбежала к окну, отвела занавеску и отпрянула: к стеклу прижималось чужое, незнакомое бородатое лицо.
