– На самом деле возможностей всего две, – ровным голосом сказал Лео. – Либо у Данцига просто поехала крыша и он дал деру по собственному почину. В таком случае, он бродит по улицам, как сумасшедший, и к утру его поймают. Либо, что более вероятно, крот каким-то образом добрался до него и выманил из дома. В таком случае мы тоже в ближайшее время найдем его – вернее, его труп.
– Как тут работает предохранитель?
– Их здесь два. Рычаг в основании спусковой скобы, прямо перед спусковым крючком. И в рукоятке затвора: поворачиваешь ее на четверть оборота, и он ставится на предохранитель.
Чарди взвел затвор.
– Поосторожнее с этой штукой, – предостерег Лео.
– У него сильная отдача? – спросил Пол.
– Не очень. Патроны маломощные. Пол, думаю, тебе придется вновь присоединиться к операции. Скажешь им, что тебя выписали, что у тебя все в порядке. Вернешься обратно в дом Данцига и посмотришь, что за чертовщина там происходит. Можешь задать кое-какие вопросы ребятам из отдела безопасности. Возможно, Сэм тоже там будет. Черт, мне только что пришло в голову, что они весь Вашингтон перетряхнут, чтобы найти Ланахана. Можно…
– А что спусковой крючок? Тугой?
– Не слишком. Они все разные: некоторым хватает одного взгляда. Вот почему я предупредил, чтобы ты был с ним поосторожней. Но усилие должно быть не меньше десяти фунтов, если только какой-нибудь умелец не поколдовал над спусковой пружиной. Интересно, давно он сбежал? Возможно, его нет уже несколько часов, а они хватились только сорок пять минут назад. Пол, я поеду назад…
Чей-то «понтиак» вылетел на их полосу прямо перед ними и резко затормозил на светофоре, так что Лео пришлось ударить по тормозам своей машины.
– Придурок. Твою мать! На дорогах творится черт знает что. В этом городе уже никуда не проехать.
– Все в порядке, Лео, – сказал Чарди.
Потом открыл дверцу.
– Пол!
– До встречи, Лео.
Он повис на дверце, пережидая, пока мимо проедет машина.
– Пол, мы нужны им там, они…
– Им нужен ты, Лео, – сказал Чарди. – Это ты на них работаешь. А я не работаю.
Он улыбнулся и сошел в темноту, унося под пиджаком «ингрэм» и рацию.
Улу Бега высадили из машины у станции метро в каком-то пригороде Вашингтона. Поездка была долгой и проходила в молчании – мимо темных полей, потом по великому чуду американской инженерной мысли, огромному мосту, потом по городу.
Спешнев обернулся к нему с переднего сиденья.
– Вы все запомнили?
– Да.
– Это будет несложно. Убийство – самая простая часть. Он будет один. Вы будете стрелять в голову?
– В лицо. С очень близкого расстояния. Я увижу его мозги.
– Хотите шутку?
Ох уж этот русский со своими шутками! Странный малый, самый странный из всех. Даже молоденький мальчик, который вел машину, обернулся и стал слушать.
– Он рассчитывает встретиться с Чарди, – сказал Спешнев. – Ну не забавно ли? Этот военный преступник убегает от своей собственной охраны, чтобы встретиться с единственным человеком на свете, которому он доверяет, а вместо этого встретится с единственным человеком на свете, который задумал его убить.
Все эти шутки судьбы мало занимали Улу Бега; он лишь коротко кивнул.
Водитель покинул машину, обошел ее и открыл перед курдом дверцу.
– Ну ладно, – сказал Спешнев.
Улу Бег вышел под легкий дождь. Улица кишела американцами. Вокруг возвышались фонари с круглыми лампами, их коричневый свет выхватывал из темноты косые струи воды.
Они стояли на площади, недалеко от автобусного кольца. Люди стекались к станции; на мосту над входом виднелись поезда. Все было очень современное.
– На этот раз осечки быть не должно, – сказал полковник.
– На все воля Всевышнего, – ответил курд.
Дверца захлопнулась, и машина рванула с места. Улу Бег немного постоял у обочины, глядя, как она растворяется в потоке машин, потом сквозь толпу зашагал под дождем к станции. Он купил в автомате билет без сдачи и через турникеты прошел на перрон. В левой руке он нес рюкзак; там ждал своего часа «скорпион».
* * *
Из кинотеатра Данциг вышел в половине двенадцатого. В голове у него крутились обрывки картинок: органы, гигантские и абсурдные, абстрактные отверстия. Он думал о влажных вагинах, о мочеиспускании, об операциях на открытом сердце. От всего этого у него начала раскалываться голова. Ему пришлось просмотреть фильм трижды. Сюжет был настолько невразумительный, что практически не поддавался пересказу: какой-то набор спонтанных, случайных событий, задуманных с таким расчетом, чтобы актрисы могли опускаться на колени и отсасывать у актеров не реже чем раз в четыре-пять минут. Играли и те и другие совершенно бездарно – очевидно, единственным критерием при наборе участников в эту постановку были размеры их органов, – а об операторском искусстве и говорить не приходилось. Музыка была избитая, только фотосъемка не подкачала.
