— Ну и?..
— Гарсия в отпуске.
— А я собираюсь в отпуск.
— Он старше вас по званию.
— Могу я заметить вам, генерал, что я старше по званию двух сотен адвокатов, которые могли бы управиться с этим делом не моргнув и глазом?
— Компьютер выбрал вас.
— А если я откажусь?
— Если вы представите причину отказа, мы передадим дело кому-нибудь еще — но я лично гарантирую вам, что раньше чем через год никакого отпуска вы не получите, — ответил генерал. — Если откажетесь беспричинно, я понижу вас на одно звание и снова предложу вам эту работу. Я могу проделывать это, пока вы не окажетесь рядовым.
— Сэр, могу я говорить откровенно?
— По-моему, майор, вы с самого начала именно это и делаете, — сухо заметил генерал.
— Наверняка найдется не одна сотня будущих Кларенсов Дарроу [1], которые не прочь защищать этого чокнутого, — ответил Беккер. — Почему вы не кликнули добровольцев?
— Майор, нам не нужны Кларенсы Дарроу с их громогласными заявлениями для прессы. Нам нужно, чтобы это дело было закрыто как можно скорее и как можно тише.
— Тогда зачем вообще судить его? — осведомился Беккер. — Он ведь уже признался, верно? Почему бы просто не засадить его за решетку?
— Военный трибунал должен состояться, — сказал генерал. — Слишком поздно что-то скрывать. — Он помолчал. — На нас смотрит весь мир, майор.
— Думаю, генерал, вы очень скоро обнаружите, что девяти десятым всего мира нет ни малейшего дела до этого случая, а остальные считают, что ему стоило бы перебить всю команду.
— Довольно, майор Беккер! — рявкнул генерал. — Это дело — ваше, и вы, черт побери, все равно приметесь за него!
Беккер пристально поглядел на генерала и испустил глубокий вздох.
— Ладно. Когда назначен суд?
— Через неделю, начиная со вторника.
— И вы, генерал, всерьез полагаете, что я подготовлю защиту в деле об убийстве меньше чем за две недели? — недоверчиво осведомился Беккер.
— Каждый день отсрочки военного трибунала усиливает критическое отношение прессы ко всей армии в целом.
— С вашего разрешения, генерал — разве критическое отношение не усилится еще больше из-за плохо подготовленной защиты?
— Вам дадут все нужные материалы, — сказал генерал. — Насколько я понимаю, единственно возможный путь для защиты Дженнингса — временное умопомешательство, а у нас имеются три психиатра, которые готовы присягнуть, что он был невменяем, когда совершил убийство.
— Я должен немедленно поговорить с Дженнингсом.
— Сегодня во второй половине дня, если хотите.
— И если он хоть вполовину так безумен, как предполагается, — мне понадобится вооруженная охрана.
— Нет проблем.
— Где вы его держите?
— В «Бетесде».
— В той самой «Бетесде», где пользуют конгрессменов и сенаторов?
Генерал кивнул.
— Показательно, — пробормотал Беккер.
— Я не расслышал, майор.
— Это подтверждает мое мнение, что Дженнингс — не единственный сумасшедший, причастный к этому делу.
— Вот как? — зловеще отозвался генерал.
Беккер кивнул.
— Кто бы ни поместил Дженнингса в «Бетесду», он такой же чокнутый, как и сам Дженнингс. Что, если он вырвется? Это чертово здание битком набито законодателями и послами.
— Он неопасен, — возразил генерал. — Кроме того, он под круглосуточным наблюдением.
— Его держат на транквилизаторах? Если он под лекарствами, я не смогу с ним разговаривать.
— Нет, — сказал генерал, — он вот уже почти неделю не получает никаких лекарств.
— Ладно, — сказал Беккер. — Если мы управимся с этим делом дней за десять — одиннадцать, может быть, я еще успею покататься на лыжах.
— Вот это уже более разумный подход, — одобрил генерал.
— Кто представляет обвинение?
— Полковник Джеймс Магнуссен.
— Джим Магнуссен? — изумленно переспросил Беккер. — Из Сан-Диего?
— Вы его знаете?
— Лет пять назад мы провели вместе несколько месяцев, готовя дело против неких армейских поставщиков. Он славный человек. Я думал, он все еще в Калифорнии.
— Был.
— Почему обвинителем стал именно он?
— Он сам попросил об этом назначении.
— Полагаю, мне уже поздно попроситься к нему в помощники? — невесело осведомился Беккер.
Генерал в упор поглядел на него.
— Майор, я восхищаюсь вашим чувством юмора.
— Я не шутил.
