Вера интуитивно чувствовала, что Владислав был слишком взрослым и умным для нее. Вращаясь в рабочей среде, Вера не углублялась ни в политику, ни в науку. Для нее интересны были лишь события культуры да где какие фильмы показывают, какие спектакли ставят в театрах и кто в них играет.
Владислав снова вернул Вере интерес к классической литературе, да и современная поэзия ей теперь нравилась.
Она любила, но не была счастлива от этих отношений. Зная, как много у Владислава было поклонниц, Вера очень ревновала. Их свидания становились все реже и реже, и Вера, мучившаяся в душе от этой неизвестности, часто плакала в подушку, когда в очередной раз ничего не слышала от него. Но стоило ему только подойти к ней на работе, заговорить с ней и снова пригласить к себе домой, как Вера забывала все и соглашалась.
Однажды, возвращаясь после свидания с ним, она сидела в трамвае возле окна, и ее взгляд случайно упал на мошку, ползущую вверх по стеклу. При сильном толчке трамвая мошка падала вниз на оконную раму. Каждая ее новая попытка взобраться наверх, к свету, оканчивалась тем, что она снова оказывалась внизу.
«Так же и я, — невольно сравнила Вера, и слезы покатились по ее щекам. — Я хочу выпутаться из этих отношений, хочу уйти от него, и каждый раз мне не вырваться из его рук, как и не уйти от его губ».
Прошло почти десять месяцев их случайных встреч, когда Вера поняла, что беременна. Она безумно обрадовалась, потому что хотела ребенка от Владислава. Его реакция была даже спокойнее, чем она ожидала. Он не возмутился и не стал кричать, а только немножко нервно сказал, что развестись он не сможет, он же состоит в коммунистической партии, и развод там считается аморальным и выносится на всеобщее обсуждение.
Не думая о последствиях и ни о чем не сожалея, Вера решила оставить ребенка и ходила высоко подняв голову под любопытными взглядами коллег.
Подруги устроили ей допрос и, узнав, что Вера на Владислава не рассчитывает и собирается ребенка растить одна, нагрянули к начальнику бумажного цеха. Одна другую перебивая, они стали рассказывать ему о Вере, о «подлеце» Владиславе Михайловиче, соблазнившем молоденькую девушку, сделавшем ей ребенка, а теперь снимавшем с себя всю ответственность. Вера ничего об этом визите не знала.
После этой небольшой демонстрации Владислава перевели с должности заместителя начальника бумажного цеха мастером в другой цех.
— О чем ты думала, девочка? У Влада знаешь сколько таких как ты? — с укором сказал ей в своем кабинете Сергей Иванович, начальник бумажного цеха. И, увидев, что Вера вот‑вот разрыдается, уже другим тоном поспешил добавить:
— Ну ничего, мы тебе подсобим. О комнате для тебя с малышом я похлопочу.
Беременная, Вера еще больше расцвела. В ней появилась та лучистая женская красота, что так характерна для беременных женщин, то спокойствие и тихая радость предвкушения скорой встречи с этим маленьким человечком, которого она носила в себе.
От Владислава она ничего не слышала и, видя иногда на заводе, обходила стороной. Ее гордость не позволяла ей заговорить с ним первой, а тем более просить его о чем‑то.
В одно из солнечных воскресений июня Вера родила девочку. Крохотную, но, по словам врача, очень пропорционально сложенную.
— Как дочку‑то назовешь? — спросила нянечка в роддоме.
— Влада. Владислава.
Вере выделили маленькую комнатушку в коммунальной квартире. Но она была рада и этому.
Только вот не думала она, что ей так трудно будет с малышкой. Вера страдала от предательства любимого человека. От Владислава она ничего не слышала. Она часто плакала, стала раздражительной, нервной. Каждую ночь она думала о том, сможет ли прокормить и себя, и дочку, справится ли одна. Мизерного пособия не хватало на еду. Из‑за переживаний у Веры пропало молоко. То ли от нервозности матери, то ли от молочной смеси, которую прописал врач, девочка мучилась животиком и часто кричала по ночам.
Вера очень похудела, иногда нечего было есть, но никому ни словом об этом не обмолвилась и о помощи не просила.
Когда Владе исполнилось восемь месяцев, Вера отдала ее в ясли и снова вышла на завод. Сергей Иванович встретил ее с распростертыми объятиями, ценные кадры им ой как были нужны, заверил он Веру.
