— Покажи!
Дани показал.
— И правда изгрыз, — согласился Жолт.
— Это свинство — являться в последнюю минуту!
— Последней минуты не бывает. За минутой всегда приходит другая.
— Ух ты! Шуточка — блеск! Ну, давай поднажмем, наш поезд уже подошел.
— Слушай, старик, я в этот черный, для уголовников, поезд не сяду.
— Тогда, дружище, прощай. Пиши!
— Так и быть, сяду. Но помни: только по принуждению.
— Ладно. Протолкни мой рюкзак!
— Сразу видно, что ты собрался в Антарктику. А как насчет теплых кальсон? Не забыл?
— Мама забыла. А без них я погибну, старик. Окоченею.
— Господи, не рюкзак, а глыба! Ты вышагиваешь под ним, как откормленный индюк.
— Что делать несчастным детям, у которых упрямые родители!
— Родителей, старик, надо воспитывать. А ты своих распустил. Никудышный ты воспитатель, и в этом твоя беда. Давай прилунимся в этом купе, оно, в общем, довольно уютное. По-моему, в этом поезде проверяют билеты.
— Вот твой билет, двенадцать монеток.
Они заняли места у окна. Так как Дани до сетки не доставал, его рюкзак запихнул Жолт, потом они наконец уселись, и Дани счастливо сощурился за толстыми стеклами очков.
— Роскошный у нас будет денек! — сказал он.
— Как ты с этакой глыбой взберешься на гору? — спросил Жолт, кивнув на здоровенный рюкзак.
— Может, потащим его по очереди… — нерешительно сказал Дани и смущенно потер свои худенькие плечи.
— Ах, какой ты у нас остроумный! Нет уж, мой мальчик, каждый потащит свой собственный груз.
— Ладно, как-нибудь дотащу, — сказал Дани с легкой обидой.
Он ждал утешения, ободряющих слов, но Жолт безучастно молчал.
Наконец поезд тронулся.
Дани вынул путеводитель по Зебегени и стал листать, надеясь привлечь внимание друга. Но Жолт смотрел в окно на пробегающий мимо пейзаж, на встречные поезда, на вереницу «шкод», выстроившихся на открытых платформах товарного поезда, и молча злился. Для чего он хитрил с самим собой дома, не взял почти никаких вещей, даже куртки не взял, только бы идти налегке! Для чего? Чтобы сделаться вьючным ослом у этого несчастного лилипута! Тащить на себе его чертов рюкзак! Ну и кретин же Дани! Целыми днями бренчит на гитаре и запоем читает книги. А от родителей все равно ему достается.
Не выдержав длительного молчания, Дани стал объяснять:
— Понимаешь ли, я торговался как мог. Я старался избавиться от пуловера, одеяла, половины консервов, коробки с едой… Но спорить с мамой — гиблое дело. Все-таки она настояла…
Жолт в ответ что-то буркнул.
— Зато у нас вдоволь вкуснейших мясных консервов.
— В этом твоя беда, — сказал Жолт.
— В чем?
— В том, что ты препираешься! Язык не держишь на привязи.
— Беда вовсе не в этом.
— Не надо болтать языком! Разумные существа языком не болтают. Разумные существа запихивают лишний скарб в шкаф и говорят на прощанье: адьё.
— Тут, старик, дело в другом. Главное заключалось не в этом. Меня попросту не хотели пускать.
— Из-за меня?
— Из-за тебя. Стоит только назвать твое имя, как всех начинает трясти.
— Маму тоже?
— Конечно! И еще как! Знаешь, что она говорит? Жолт мальчик хороший, но у него один недостаток: он ненормальный.
Жолт хотел что-то сказать, но передумал и отвернулся к окну. Поезд мчался мимо бесконечных скошенных желтых полей, после ливня блестевших, как лакированные, мимо высившихся шпалерами вдоль шоссе исполинских пирамидальных тополей.
— Они еще не забыли прошлогодний взрыв, — сказал Дани.
— Подумаешь, взрыв! Жалкая дырка в земле.
— А ограда?! Ограда частично тоже ведь обвалилась. Слушай, старик, дома меня чуть не связали. Мама уверена, что именно ты вечно втягиваешь меня во всякую пакость.
Жолт молчал. В глазах его промелькнули темно-синие тени.
— Конечно, она не совсем так сказала, — поправился Дани.
— Все равно. Ты бы слышал, что говорит про меня мой отец.
— Что?
— Это неважно. Знать о себе можно много всего, но, если очень захочется, можно про это забыть, и конец. Скажем, так: ночью во сне ты видишь какую-то ерунду. Правда?
— Да!
— Вот мне недавно приснилось, что зовут меня По?вер, и во сне все меня так и звали: Повер. Понимаешь? Это было ужасно, страшная чертовщина, потому что я никак не мог вспомнить свое настоящее имя. Зато утром я совершенно забыл про Повера и знал только одно: меня зовут Жолт.