— От этого места у меня мурашки по коже! — пробормотал Танин, искоса поглядывая на младшего брата.
Палин притворился, что не расслышал замечания, он сидел, уставившись на языки пламени в камине, медленно потягивая из чашки темный тарбеанский чай.
— Во имя Бездны, прошу тебя, сядь! — сказал Стурм, бросив в Танина кусок хлеба. — Ты протопчешь пол насквозь, а что там под нами, одни Боги знают!
Танин лишь нахмурился и помотал головой, продолжая ходить взад-вперед.
— Клянусь бородой Реоркса, брат! — прочавкал Стурм, набив рот сыром. — Это местечко могло бы сойти за комнату лучшей гостиницы Палантаса, а ты думал, мы окажемся в темнице драконидов. Хорошая пища, великолепный эль. — Он долгим глотком запил сыр. — И наверняка мы нашли бы приятную компанию, если бы ты не вел себя как чурбан!
— Как прекрасно, что мы не в гостинице Палантаса,— сказал Танин с сарказмом, ловя очередной запущенный в него кусок хлеба. Расплющив горбушку в кулаке, он бросил ее на пол. — Мы в Вайретской Башне Высшего Волшебства. Нас похитили и заперли в комнате, двери не открываются, нам не выйти. Мы не знаем, что маги сделали с отцом, а ты думаешь только о сыре и эле!
— Не только, — ответил Стурм, выразительно кивнув в сторону младшего брата, все еще сидевшего, уставившись в огонь.
— Да, — прищелкнул пальцами Танин, — я тоже думаю о нем! Палин виноват в том, что мы здесь!
Он вновь принялся расхаживать по комнате, по пути капризно пнув ножку стола.
Увидев, как Палин вздрогнул от слов брата, Стурм вздохнул и вернулся к своим упражнениям, стараясь попасть куском хлеба между лопатками Танина.
Любой, кто посмотрел бы на юношей (особенно сейчас), назвал бы их близнецами, хотя между ними был год разницы. Двадцатичетырехлетний Танин и двадцатитрехлетний Стурм (названные так в честь лучших друзей Карамона Стурма Светлого Меча и Таниса Полуэльфа) действительно действовали, смотрели на мир и даже думали иногда одинаково. Они страшно любили играть в близнецов и ужасно радовались, когда их путали. Высокие и мускулистые, оба брата унаследовали великолепное телосложение Карамона и черты его лица — такого приветливого и честного. Но буйная ярко-рыжая шевелюра и веселые зеленые глаза, неизменно покорявшие любую женщину, встречавшуюся с Танином и Стурмом, достались братьям от матери, которая в свое время разбила немало мужских сердец.
Одна из самых красивых женщин Кринна, великая воительница Тика Вейлан, немного располнела с тех пор, как колотила драконидов сковородкой по голове, но восхищенные взгляды и теперь обращались к ней, когда Тика обслуживала столы в своей пышной белой блузке с глубоким вырезом, и мало находилось мужчин, которые, покидая «Последний Приют», не клялись бы, покачивая головами, что Карамон — счастливейший из смертных.
Теперь зеленые глаза Стурма вспыхнули озорством, он убедился, что Палин не смотрит на него, и тихо подкрался к озабоченному Танину. Вытащив меч в ножнах, он тихонько сунул его под ноги брату. Повернувшись, Танин зацепился за неожиданное препятствие и шлепнулся на пол с таким грохотом, что, казалось, Башня содрогнулась до основания.
— Ах ты безмозглый овражный гном! — взревел старший.
Молниеносно вскочив, он кинулся к Стурму, который предпринял отчаянную, но неудачную попытку отскочить подальше, ухватил его за ворот, перебросил через бедро и, отправив в полет к столу, который тут же развалился под весом юноши, немедленно кинулся следом. Оседлав брата, Танин принялся молотить его кулаками. Одна из привычных веселых потасовок, следы которых можно было найти не в одном разгромленном трактире Ансалона, была в самом разгаре, когда раздался тихий голос:
— Прекратите немедленно! — Палин поднялся со своего стула у очага.— Что вы оба вытворяете?! Забыли, где находитесь?
— Я всегда об этом помню, — проворчал Танин, глядя на брата с пола.
