Второе небо - страница 38
— Становись наперед, сзади сильно бросает! — прокричал Павлик.
Ленька на четвереньках добрался до кабины, Павлик и Сашок раздвинулись и обняли его за плечи сильными загорелыми руками.
— Тетку потерял?
— Бабушку.
— Доставим как миленькую! — успокоил Павлик, словно всю свою жизнь только и делал, что спасал пропавших бабушек.
На ухабе машину подкинуло, и Ленька прикусил язык. В окошко оглянулся отец.
— Дядя Гриша, ты на дорогу гляди, а мы за ним присмотрим! — прокричал Павлик. — А твой папаша — во! — сказал он Леньке. — Другой бы в шею прогнал, а он завсегда ребят катает… Ты надолго к нам?
— Навсегда.
— Значит, наш теперь.
Под колеса с шумом убегала серая, натертая до блеска дорога, в степи виднелись кое-где вагончики и палатки, а чуть в стороне, заросшее камышом, тянулось озеро.
— Третья бригада, — пояснял Павлик. — А вон вышка, видишь? Элеватор? Емкость — сорок тысяч. А ты трактор водишь?
— Не.
— Значит, неграмотный. А у нас каждый умеет. Вон Сашок тоже умеет.
Сашок натянул косынку на самые брови и застенчиво покраснел.
— Ну, не совсем, но скоро научится. Мы и тебя научим. Только за нас держись.
Павлик вытащил из-за пазухи подсолнух, разломил на три части и одну передал Леньке:
— Поплюйся!
И ребята стали грызть семечки, а ветер бросал им в лицо мокрую шелуху, и они пригибались, чтобы она пролетала мимо.
Вдруг набежала лохматая туча, и пошел дождь. Капли, крупные, как виноградины, хлестали в лицо.
Не успели натянуть на себя брезент, как дождь прошел. Где-то там, на горизонте, свисали дымовые полосы, похожие на конские гривы. Это сразу в нескольких местах шел дождь, но между ними ярко светило солнце. И все это видно было с машины, мчавшейся по огромной, необозримой земле, которая зовется целиной.
А потом на солнце набежала туча, и верхний краешек ее блеснул, как выгнутая сабля. И тогда Леньке показалось, что едут они в заоблачную страну, где живут сказочные богатыри.
В стороне, как два ручейка, вспыхивали рельсы. Они то исчезали, то снова появлялись. И вот вдали сперва точкой, потом крупнее и крупнее показался поезд. Ребята навалились на крышу кабины и в три глотки заорали:
— Ура-а-а! Догоняем!
Ленька, зажатый ребятами, на миг взглянул в окошко. Отцовская кепка сбилась на затылок, руки резко и проворно крутили руль.
Послышался грохот поезда. Из паровоза выглянул машинист, махнул рукой и дал длинный гудок. Ребята замахали руками, отец включил сигнал.
«Догоняю!» — ревел грузовик.
«Не догонишь!» — кричал паровоз.
Вся земля грохотала и раскалывалась под ними, все включилось в эту отчаянную гонку: степь, облака, само солнце мчались за ними и даже дым от паровозной трубы.
Но вот дорога вильнула в сторону, поезд скрылся за пакгаузами, только слышен был равномерный стук колес. А потом вместе, грузовик и поезд, выскочили на станцию и уже медленно подъехали к платформе.
Мальчишки кубарем скатились с машины и бросились к вагону. Бабушка сошла пошатываясь, держа в руках пустую бутылку: из-за нее-то она и осталась. Уткнувшись в отцов пиджак, она расплакалась. Отец осторожно и растроганно гладил ее по плечу.
Ленька стоял в стороне и ждал, пока она выплачется. Он чувствовал себя бывалым целинником, ему уже многое было знакомо: он узнал степь, ветер и солнце, приобрел веселых, смелых друзей, и бабушка с ее страхами и не нужной бутылкой казалась такой маленькой и несчастной, а сам он словно чуточку вырос и даже раздался в плечах.
Бегство Куантая
Ранней весной, когда стаял снег и влажная земля запахла горечью прошлогодней полыни, из интерната сбежал Куантай. На ноги подняли всех ребят, обыскали поселок, но беглеца нигде не нашли. Приятель Куантая, Васька Гармаш, видно, что-то знал, но упорно молчал. Ждали мальчика три дня, запрягли интернатского коня Мигая, и директор школы Борис Иванович Чухров уехал в степь, за тридцать верст, к Кадыру, деду Куантая, который пас совхозный табун.
К небольшой заимке над озером (саманный дом и два сарая) Чухров подъехал после полудня. Он оставил Мигая на берегу и поднялся к дому, в дверях которого стоял поджарый старик с острым лицом, седыми кошачьими усами и приспущенными веками тяжелых, глядевших исподлобья глаз.
