-- Диана, -- крикнули из противоположного угла комнаты, -- тебя. Между прочим, мужской приятный баритонец и вроде бы с иностранным акцентом.
Вздохнув, Моргалкина поднялась со стула и взяла трубку.
-- Кто это?
-- Тодд.
-- Какой Тодд? -- она делала вид, что не узнает.
-- Тот, который вас вчера пытался проводить. Может, увидимся?
-- Зачем?
-- Хм... Чтобы отдать вашу пуговицу.
-- Какую еще пуговицу?
-- Она осталась у меня в руках. Я хочу попросить у вас прощения, что лишил вас пуговицы. А если согласитесь, то вместе пообедаем...
-- Но я занята.
-- Тогда можно я еще позвоню? Вдруг вы освободитесь?
-- Звонить в музей каждый имеет право.
Комнатенка притихла. Всем было интересно, кто такой в кои-то веки появился у Дианы, что посреди дня ей звонит и куда-то зовет, а она кривляется. По-видимому, голос в трубке настаивал, и она ответила:
-- Не знаю. Может быть. Если смогу... Если будет свободное время... Но только взять пуговицу!
И повесила трубку.
-- Не глупи, Диан, -- не отводя глаз от компьютера, заметила Тамара.
-- На что он мне?
-- А если он с серьезными намерениями?
-- Не нужны мне его намерения -- ни серьезные, ни легкие. Знать его не хочу...
-- Блондинка к старости строга с мужчиной стала, -- прокомментировал кто-то, и все захохотали.
-- Пошли, девочки! -- раздался другой голос. -- Тут персональные дела, а надо работать: директор в коридоре -- слышите, гневается.
Тамара задержалась, пытаясь обыграть компьютер, но опять ничего не вышло.
-- Слушай, подруга, не мудри...
Моргалкина сидела на своем любимом коньке:
-- Никто мне не нужен! И вообще, Диана -- символ девственности.
-- Ты что, девственность свою до гроба сохранить хочешь? Так там ведь по одному лежат.
Пожав плечами, Тамара вырубила компьютер, поднялась и, хлопнув дверью, вышла. Спорить с ней было трудно: Тамара за словом в карман не лезла. И Диана, как всегда, надулась.
Оставшись одна, Моргалкина поразмышляла еще немного и убедила себя, что на свидание пойдет. Исключительно для того, чтобы забрать у этого жалкого американского алкоголика свою пуговицу от пальто. Такую сейчас ни за какие деньги не купишь.
Данки действительно позвонил еще раз. После работы она с ним встретилась. Тодд был совершенно трезв и ужасно обходителен. Он проштудировал карту Петербурга и нашел хорошее место, где можно пообедать. Через полчаса они уже сидели за столиком в ресторане "Белые ночи". Тодд изучал Диану, она это не без некоторого любопытства чувствовала.
-- Почему вы все время улыбаетесь? -- спросила она.
-- Меня так учили.
-- Где?
-- Я подрабатывал на учебу контролером в системе супермаркетов "Сейфвей". У них все, кого нанимают, обязаны пройти специальную школу, в которой учат улыбаться.
-- Мне тоже не мешало бы в такую школу походить, -- вдруг посветлела она.
-- Может, в России это нормально, быть всегда печально-серьезным. Но у нас могут уволить за такое выражение лица. Покупателю должно быть приятно, когда он в магазине. Одевшись похуже, я должен был ехать в другой город и идти в "Сейфвей" обыкновенным покупателем, лучше вечером, в час пик, когда продавцы устали, а все спешат. Брал в магазине какую-нибудь ерунду, например, пачку печенья или банку бобов, ставил перед кассиром и тут говорил: "Ой, я забыл взять растворимый кофе".
-- А кассир? У него же очередь...
-- Кассир ждал, он уже ввел мой счет в компьютер, а я неторопливо шел за кофе. Принес кофе -- вижу, что к моему продавцу очередь человек пять, но он мне по-прежнему улыбается. Подхожу и говорю кассиру: "Принесите мне французский багет". Он посылает за хлебом для меня, а мне улыбается и говорит: "Сию секунду все будет сделано. Может, вам еще что-нибудь нужно?" Но не дай Бог, если он рассердится, что я копаюсь так долго. Тогда я вызываю менеджера и оказываюсь контролером. Через пять минут этот кассир уволен.
-- Да вы, Тодд, страшный человек!
-- Для кого? Для плохого работника? Зато покупатели всегда уверены, что их обслуживают по самым высоким стандартам, и не пойдут в другой магазин. А служащие могут опасаться, что любой простой покупатель окажется контролером. Всегда приходится улыбаться и вообще держать марку.
