Я думал, что Алесио больше не скажет ни слова, руки у него дрожали, он сделал глоток, забрызгав пивом рубашку.
— Никогда не видал ничего подобного, братец. Будто бы его пытали, будто кто-то хотел отомстить незнамо за что. Не могу тебе объяснить, он был словно полый внутри, из него будто высосали соки, словно вся кровь из него ушла, прости, что бестолково говорю, но уж и сам не знаю, как сказать... это было так, будто он сам захотел выйти из себя, вырваться наружу, понимаешь. Будто проткнутый пузырь, будто сломанная кукла, — но кем сломанная, зачем. Ладно, уходи, коли хочешь, не давай мне больше говорить.
Когда я положил ему руку на плечо, то вспомнил, что и Циклону той ночью в порту, и Циклону тоже положил руку на плечо.
— Как хочешь, — сказал я. — Мы с тобой этого никогда не поймем, а если и поймем, то не поверим. Одно я знаю: это не Джарделло убил Циклона, Джарделло может спать спокойно, это сделал не он, Алесио.
Он, конечно, не понимал, как и ты ничего не понимаешь, раз сделал такое лицо.
— Все проходит, — сказал Алесио. — Конечно же, Джарделло не виноват, че, ты мог бы мне этого и не говорить.
— Знаю, но ты мне рассказал то, что видел, и я по-честному должен тебя отблагодарить. И я отблагодарю тебя тем, что скажу тоже кое-что, а потом уйду. Нам всем очень жалко Циклона, однако есть другой, кто еще больше заслуживает жалости, Алесио. Поверь мне, есть другой, которого мне жаль вдвойне, но к чему продолжать, — и Алесио тогда не понял, да и ты сейчас не понимаешь. Я и сам хорошенько не знаю, что я во всем этом понял, а рассказываю тебе так, на всякий случай, никогда ведь не знаешь, вот, по правде говоря, и я сам не знаю, зачем я тебе все это рассказываю, скорее всего потому, что я — уже старик, и слишком много болтаю.
