Надеюсь получить сегодня днем текст заявления Миколайчика, которое он намерен опубликовать в своей польской газете в Лондоне в следующий четверг. Если текст окажется удовлетворительным, мы можем передать его Сталину в понедельник по телеграфу одновременно с нашим совместным посланием или как часть этого послания".
Иден, который в тот момент находился в Вашингтоне, прислал мне на следующий день телеграмму. Он считал, что мы не можем согласиться на первое из предложений президента относительно приглашения польских руководителей в Москву для консультаций. В состав представителей из Польши должны входить люди, которые действительно имеют вес и могут говорить от имени польских партий.
Мы должны иметь право выдвинуть кандидатуры поляков из самой Польши и не можем всецело предоставить этот выбор на усмотрение русских. Если поляки из самой Польши не будут подлинно полномочными людьми, Миколайчик и его друзья, по мнению Идена, могут не согласиться участвовать в консультациях.
Совместное послание было отправлено 15-го в несколько измененном виде. Тем временем я добился от Миколайчика, с которым виделся в Чекерсе, следующего заявления:
Миколайчик -- премьер-министру 16 апреля 1945 года
"1. Я считаю, что тесная и прочная дружба с Россией является краеугольным камнем будущей польской политики в рамках более широкой дружбы Объединенных Наций.
Для того чтобы положить конец всяким сомнениям в отношении моей позиции, я хочу заявить, что я соглашаюсь с крымским решением в отношении будущего Польши, ее суверенного независимого положения и образования Временного Правительства, представляющего национальное единство.
Я поддерживаю принятое в Крыму решение о созыве конференции руководящих польских деятелей с целью создания Правительства Национального Единства, возможно более широко и объективно представляющею польский народ и такого, которое получит признание трех главных держав".
По получении этого заявления Сталин написал мне:
Маршал Сталин -- премьер-министру 17 апреля 1945 года
"Ваше послание с изложением заявления Миколайчика получил 16 апреля. Благодарю Вас за информацию.
Заявление Миколайчика представляет, конечно, большой шаг вперед, но неясно, признает ли Миколайчик также ту часть решений Крымской конференции, которая касается восточных границ Польши. Хорошо было бы, во-первых, получить полный текст заявления Миколайчика и, во-вторых, получить от Миколайчика разъяснение о том, признает ли он также ту часть решений Крымской конференции о Польше, которая касается восточных границ Польши".
Поэтому 22-го я направил Сталину открытое заявление Миколайчика, напечатанное в его газете. Заявление Миколайчика гласило:
"По требованию России три великие державы высказались в пользу установления восточной границы Польши по линии Керзона с возможными небольшими исправлениями. Моя личная точка зрения сводилась к тому, что по крайней мере Львов и нефтеносный район должны быть оставлены за Польшей. Учитывая, однако, что, во-первых, в этом отношении имеется абсолютное требование с советской стороны и, во-вторых, что существование двух наших народов друг подле друга зависит от выполнения этого условия, мы, поляки, обязаны спросить себя, должны ли мы во имя так называемой целостности нашей республики отклонить его и поставить тем самым под угрозу все насущные интересы нашей страны. Ответ на этот вопрос должен быть "нет".
Поскольку я не получил никакого ответа, можно было предполагать, что на данный момент диктатор был удовлетворен. Оставались открытыми другие вопросы, Иден телеграфировал из Вашингтона, что он и Стеттиниус договорились о возобновлении наших требований относительно допуска в Польшу наблюдателей и необходимости снова настаивать на том, чтобы Советское правительство повременило с переговорами о договоре с люблинскими поляками. Однако вскоре после этого решения стало известно, что договор уже заключен.
* * *
На следующий день, 23 апреля, Стеттиниус и Иден в течение часа с четвертью беседовали с Молотовым по поводу Польши. Они не добились никакого успеха.
