Но достичь превосходства на земле было труднее. Немцы сделали из невысоких Зееловских высот огромное хорошо простреливаемое пространство. Старые 88-мм пушки и новые «фаустпатроны» буквально истребляли технику на переходах. Жуков бросал вперед все новые батальоны и полки, но плотность огня была такой, что гибло все живое. Увы, лучшей мишенью были храбрецы. Это вязкое немецкое поле стало могилой для очень многих. И жертвы не давали главного — движения вперед. В полдень Жуков решил рискнуть и обратился к самому действенному средству, к своим танкам. Он отошел от прежней договоренности выводить танки только после взятия убийственных высот, он уже физически не мог ждать. Танки не любят маневрировать между группами пехотинцев, минными полями и пушечными прицелами — а именно это им и досталось. С ноющим сердцем мастер своего дела Катуков бросил доблестных танкистов на ограниченную площадь фронтовой полосы, где они шли по песку и поднимались на холмы с черепашьей скоростью, представляя собой хорошую мишень.
Надежда была только на левом фланге, где солдаты Чуйкова, доблестно и беззаветно, по-русски отдававшие жизнь за святое дело, сумели потеснить 9-ю германскую армию. Как ни странно, но ему помогало здесь именно меньшее присутствие танков, так обильно горевших слева, где они попадали в оптические прицелы немецких артиллеристов и под огонь «фаустпатронов». Более изощренные, менее видимые люди Чуйкова, полагавшиеся только на мать-землю, сумели пройти боевой участок и взяли вскоре после полуночи несколько домов на околице деревни Зеелов. Справа же танки шли волна за волной, так и не перебивая германский волнорез. Сколько их дымилось, сколько молодых жизней погибло в развороченном металле. Это был отчаянный день, и он не дал особых результатов.
Конев предпочитал тьму и дымовую завесу над Нейссе. Артиллерийскую подготовку он хотел основательную — 145 минут. Он открыл свою партию интенсивной артиллерийской подготовкой в 6.15 утра 16 апреля. Атаковал он ровно в 9 утра — именно к этому времени были готовы понтонные мосты, по которым вперед пошли танки. Не менее чем в 150 местах войска форсировали Нейссе. Инженеры творили невероятное, и вскоре первый эшелон атакующих был уже на противоположном берегу. Снаряды зажгли леса, и танки, уворачиваясь от пламени, поспешили изо всех сил к долине реки Шпрее. На минных полях лихорадочно работали саперы. Танковая стая остановилась у берега Шпрее и, казалось, надолго. Впереди широкая гладь реки. Но Конев приказал переднему танку идти вперед и оказалось, что река здесь мелка. Неожиданная большая удача. И вот уже первая бригада пересекла Шпрее, сокрушив слабую в этом месте германскую оборону. В полдень на позициях 5-й гвардейской армии Жадова заработал 60-тонный понтонный мост, что позволило пройти и тяжелым танкам. Танкистам дан был уже приведенный выше приказ «забыть о пехоте и рваться вперед, полагаясь на моторы». Моторы взревели, и танки помчались в лихой атаке. Здесь было то, что любят танкисты, — оперативный простор.
Ночью Сталин посыпал раны Жукова солью: у Конева преодоление Нейссе «произошло без сложностей». Сжав свое сердце в кулак, Жуков пообещал взять Зееловские высоты в течение грядущего дня — 17 апреля. Три дня Верховный главнокомандующий не звонил на решающий фронт войны. К концу второго жестокого дня Жуков оттеснил немцев на третью линию обороны. На третий день Чуйков пошел на штурм третьей полосы.
Маршал Конев был удовлетворен результатами первого дня своего наступления. Прорыв в секторе Форст — Мускау обещал эффективное использование танковых частей. Две танковые армии уже пересекли Нейссе. Что еще лучше, в обороне немцев образовалась брешь, и Конев за нее уцепился. К вечеру его войска сражались уже на второй линии германской обороны. И направленность части его войск на Дрезден была хороша и к месту — немцы не знали предела его амбиций. Наступала ночь, но Конев вовсе не желал своему фронту спокойной ночи, он, напротив, приказал продолжать наступление и в темноте. При этом одной из главных черт его плана было прикрыть две танковые армии, не измотать их преждевременно.
