Советская пехота проходила в среднем тридцать пять километров в сутки. Воздух принадлежал немцам, а германские танки покрывали вдвое большее пространство. Немудрено, что передовые части Гудериана первыми вышли 18 июля к Ельне, достигли правого берега Десны и создали Смоленский Kesselschlacht — котел. Фронт маршала Тимошенко оказался в страшной опасности. 16 июля Тимошенко докладывает в Ставку: «У нас нет подготовленных сил, недостаточно войск для прикрытия направления Ярцево — Вязьма — Москва. Главная слабость — отсутствие танков». Это был канун битвы за Смоленск, традиционные ворота Москвы.
Гудериан ощутил себя завоевателем России. Он был уже уверен в результате Смоленского сражения, он уже смотрел в будущее, его целью теперь была Москва.
Однако не все складывалось согласно немецким желаниям. Восемь дивизий Красной Армии вырвались из смоленского окружения. Танки генерала Гота ринулись на восток, чтобы перехватить ускользающих русских, но, как жалуется Гот, «это была устрашающе трудная страна для движения танков — огромные девственные леса, болота повсюду, ужасные дороги и мосты, не выдерживающие веса танков. Сопротивление стало более жестким, и русские начали прикрывать свой фронт минными полями. Это тем легче для них, что приходится блокировать ограниченное число дорог».
Говоря о дорогах, следует сказать, что германская разведка более или менее точно отразила состояние дорог на прежней польской территории, но ее карты собственно России — России за Минском — точностью не отличались. Как пишет генерал Блюментрит, «наши карты не соответствовали реальности. Большая автомобильная дорога, ведущая от границы к Москве не была завершена — а это была единственная дорога, которую на Западе могли бы назвать собственно «дорогой». На наших картах все основные дороги были отмечены красным, и казалось, что их много, но они чаще всего оказывались лишь земляными дорогами. Почти весь наш транспорт был на колесах, его нельзя было использовать на дорогах без покрытия. Земля слишком быстро превращалась в грязь. Пара часов дождя останавливала движение танковых войск».
Но 19 июля в директиве № 33 Гитлер выразил свою обеспокоенность способностью русских вырываться из планируемых вермахтом мешков. «Целью следующих операций является предотвращение отхода значительных сил противника в глубину России». Возвратившийся из Вольфшанце адмирал Канарис сделал примечательное признание, что «не все идет по намеченному плану. Увеличиваются признаки того, что эта война не только не вызовет ожидавшийся в России внутренний коллапс, но напротив, приведет к укреплению большевизма». В кругу близких сотрудников Канарис заметил, что «никто еще не сумел нанести поражение или победить Россию». Слушавший его лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф еще в 1938 году пытался убедить фельдмаршала фон Клюге арестовать Гитлера и лишить его всех постов в государстве. Оппозиция начинает задумываться, хотя теперь о противодействии Гитлеру с Клюге говорить было невозможно.
А германское командование склонно было думать. что вермахт свою задачу уже выполнил. 23 июля Гитлер заявил, что еще в этом году дойдет до Волги и вступит на Кавказ. Логика многих германских военачальников была довольно проста: если 200 советских дивизий уже уничтожены, то с кем остается сражаться? Военное руководство рейха 27 июля 1941 года пришло к выводу, что «основная масса готовых оперативно быть использованными (operationfahig) частей русской армии уже уничтожена». Триумф германской военной мысли и мощи виделся немецким генералам бесспорным. Германское командование считало, что у противника осталось только 20 пехотных, 13 бронетанковых, 2–3 кавалерийских дивизии. Единственная надежда русских возлагается на усталость германских войск. В Берлине начали работать над «реорганизацией армии после завершения операции «Барбаросса».
У Сталина именно в эти дни были другие цифры: 240 советских дивизий на фронте и 20 в резерве.
Уже переводя взоры на иные потенциальные фронты будущего, немецкие военачальники были вынуждены признать, что они впервые встретили противника, который продолжал сопротивление даже будучи окруженным. «Русские не ограничивают себя противостоянием фронтальным атакам наших танковых дивизий. Они пытаются найти любую возможность ударить по флангам тех клиньев, которые создали наши моторизованные части… С этой целью они используют свои танки. Они стремятся отделить наши механизированные части от пехоты, которая следует за ними». Именно тогда, в битве за Смоленск, генерал Гальдер отметил «фанатичное и зверское» (fanatisch und verbissen) сопротивление советских солдат. «Их воля к сопротивлению не сломлена».
