Миллионам жителей гнилых местечек, старьевщикам, контрабандистам, продавцам сельтерской воды, отточившим волю в борьбе за жизнь и мозг за вечерним чтением Торы и Талмуда, власть предложила переехать в Москву, Петроград, Киев, взять в свои нервные, быстрые руки все, выпавшее из холеных рук потомственной интеллигенции — все, от финансов великой державы до атомной физики, от шахмат до тайной полиции. Они не удержались от Исакова соблазна, тем более, что в придачу к чечевичной похлебке им предложили строить „землю обетованную“, „новое Царство Божие на Земле“, сиречь Коммунизм, которое являлось вековой мечтой народа. Кто имеет право осудить их за это историческое заблуждение и историческую расплату с Россией за черту оседлости и погромы — кто, кроме нас, их горько раскаивающихся потомков?».[324]
Ну, допустим, и судить, и осудить имеют право многие: например, потомки тех, кого эти обладатели «нервных, быстрых рук» пытали и убивали для достижения своих целей, — а таких людей в современной России десятки миллионов человек.
Но в главном автор прав — большинство евреев 1918 года пошли на службу к большевикам. Кто — для карьеры, кто — истово веря в их цели, кто — увидев в большевиках «свою», еврейскую власть. Но пошли. И раскаиваются в преступлениях предков далеко не все потомки.
Большинство-то ведь и по сей день объясняет свои несчастья, никак не анализируя собственные грехи, сваливая все на то, что Россия — «страна с сильной традицией враждебности к евреям».[325]
А тогда, в 1920 году, руководитель Евсекции интернационала С. Диманштейн рассказывает, что он обратился к Ленину с просьбой запретить листовку Горького, содержащую такие похвалы евреям, которые могут создать впечатление, что «революция держится на евреях и в особенности на их середняцком элементе». На что получил разъяснение, что для «дела революции» и правда оказалось очень важным, что во время войны много евреев было эвакуировано в глубь России и «значительное количество еврейской средней интеллигенции оказались в русских городах. Они сорвали тот генеральный саботаж, с которым мы встретились после Октябрьской революции и который был нам крайне опасен. Еврейские элементы, хотя далеко не все, саботировали этот саботаж и этим выручили революцию в нужный момент».[326]
Так что все верно, только не все дело в том, что возник у большевиков дефицит кадров… Есть еще по крайней мере два существеннейших обстоятельства, и первое из них — это уничтожение основ еврейской экономики за время гражданской войны. Действительно, пока армии и банды носились по несчастной стране, частная торговля практически сошла на нет, а городская жизнь оказалась совершенно дезорганизована.
«Наибольшая часть русского народа частью осталась на земле, на своих корнях, частью туда вернулась. Евреи на земле не сидели и туда вернуться не могли. Они жили в городах, и в городах была уничтожена главная хозяйственная опора их существования».[327]
Чем дальше раскручивался маховик гражданской войны, чем хуже и страшнее становилось, — тем хуже делалось именно им. Вот исторический парадокс! Колоссальные бедствия навлекли на сородичей как раз те евреи, которые стремились свергнуть царизм — в числе прочего и чтобы принести несказанные блага своему горячо любимому народу. «Все еврейство в целом… настолько себя с ней [с революцией] отождествляет, что еврея — противника революции всегда готово объявить врагом народа».[328]
Но получается — как раз эти «друзья народа» и причинили ему больше всего вреда! Евреи часто оказываются неспособны учитывать мнения «другого», даже вообще интересоваться тем, что «другой» думает о них. А тут получается, евреи неспособны понять и самих себя!
Огромное множество тех, кого цивилизованный еврей И. М. Бикерман метко называл «полуграмотной чернью», оказываются совершенно лишенными рефлексии. Они не видят связи между собственными желаниями и порожденными этими желаниями действиями массы евреев — и последствиями этих действий. Не способны увидеть, что хлеба насущного лишают еврейство как раз порожденные им самим идеологии и наполненные его представителями революционные партии.
