— Диана! Диана! Какого черта надо этой идиотской дряни? — бубнил он сквозь зубы, смахивая на стареющего взъерошенного попугая.
— Кнопку старта нажали, мистер Квирк? — со злобной томностью в голосе поинтересовалась Диана.
— Жал, жал, еще как жал! Эй, кто-нибудь, отправьте ради всего святого. Некогда мне тут возиться…
Диана скорчила гримасу в спину смотавшемуся к себе в кабинет Джеймсу и поплыла к факсу.
— Тебе кто-то звонил, — бросила она Смиту. И добавила, многозначительно вскинув брови: — Женский голос. Сообщение на столе.
Смит отклеил от монитора желтую бумажку. «Это Джемм. Спасибо за вчерашний вечер. Как насчет где-нибудь посидеть после работы, выпить?» Сердце в груди бухнуло, шея и щеки вспыхнули.
Ну и хрень!
— Привет, Стелла. — Джемм была не в форме. Недосып и похмелье давали о себе знать: под глазами мешки, веки наползают на глаза — красота, слов нет.
— Привет, Джемм. Прекрасно выглядишь. Новая помада? Тебе идет.
— Спасибо.
Умора. Джемм знала, что выглядит преотвратно. Она уже три года работала в театральном агентстве вместе со Стеллой, и та регулярно выдавала ей комплименты, причем каждое утро придумывала что-то новое. Джемм как-то подсчитала, что еженедельные пять комплиментов минус отпуск складываются в двести сорок комплиментов в год, следовательно, за прошедшие три года она получила семьсот двадцать разных комплиментов.
— Как прошел ужин? — со свойственной ей настойчивой вкрадчивостью поинтересовалась Стелла, кружа вокруг стола Джемм, будто с шести утра только и ждала появления коллеги, чтобы услышать ответ на этот вопрос.
Тридцати трех лет от роду, повыше Джемм, но тоже недотягивающая до метра шестидесяти, Стелла прочно застряла в девственницах. Ее волосы цвета пожелтевшей от времени бумаги всегда хранили остатки перманента на сеченых концах, а от бледно-голубого карандаша для век, которому, увы, Стелла была неизменно верна, круглые глаза казались еще водянистее и бесцветнее. Личной жизни у нее, насколько могла судить Джемм, не было вовсе, и потому она благодарно проглатывала любые мелочи тоже не слишком богатой событиями жизни коллеги-те, которыми Джемм готова была ее угостить. «Как прошел прием твоей сестры у окулиста?» — с неподдельной тревогой интересовалась она. «А у твоей подруги Лулу с ее новым парнем все хорошо?» (Лулу она в глаза не видела.) «Твоя мама уже выбрала обои для спальни? И какие же? В крапинку? Какая прелесть!» (С матерью Джемм она в жизни не встречалась.)
Джемм была бы рада сказать, что любит Стеллу, привязана к ней, что скучает, когда той нет рядом, но не могла при всем желании. Чаще всего Стелла была для нее занозой в пятке, здоровенным гвоздем в стуле, а в такие дни, как сегодня, когда череп трещит и язык липнет к глотке, Джемм призывала на помощь все терпение и хорошие манеры, чтобы мало-мальски вежливо реагировать на нудный треп коллеги.
— Отлично, отлично. Все прошло отлично, спасибо. — Джемм растянула губы в улыбке и изобразила крайнюю занятость.
— Чудесно, — прочирикала Стелла, в восторге от того, что у Джемм в жизни случился вечер, который не зазорно определить как «отличный». — Квартира все еще нравится?
— О да. Квартира — лучше не бывает. Очень нравится, спасибо. — Фальшивый энтузиазм Джемм с каждой секундой таял.
На ее счастье, зазвонил телефон Стеллы. Джемм облегченно вздохнула, чувствуя, как от воспоминаний краска заливает лоб и щеки. Смит подарил ей пионы. Он подарил ей пионы — самые чудесные цветы в мире, ее любимые! В тот миг, когда он, смущаясь, протянул ей три цветка, неловко буркнув, что заранее благодарен за ужин, сомнения Джемм исчезли. Это ОН. Вчера вечером, на кухне, глядя на парней, она поняла это со всей очевидностью. На одной чаше весов судьбы был Смит, такой трогательно вымотанный после трудового дня, в добротном сером костюме, бледно-лиловой рубашке и при галстуке, а на другой — Ральф в задрипанном шерстяном мешке, который у него по недоразумению сходил за джемпер и из которого он, похоже, не вылезал неделями, и в абсолютно не гармонирующих по стилю, вульгарного вида бриджах.
