первый и пока единственный президент Конфедеративных Штатов Америки
Да, угораздило же меня. Столько лет я практически ничем не болел, хоть и жил на юге штата Миссисипи, в местах, известных и желтой лихорадкой, и малярией, и другими разными хворями. А здесь, в Константинополе, вдруг слег, не успев даже встретиться с местным начальством. Пришел русский врач, сказал, что есть подозрение на воспаление легких, и меня отвезли в местную больницу.
В моем возрасте попасть в американский госпиталь практически всегда означает билет в один конец — на кладбище. Я уже прожил достаточно, и внутренне был готов предстать перед Создателем. Вот только было жаль, что придется умирать так нелепо, когда я уже находился в шаге от дела всей моей жизни — возрождения моего милого и горячо любимого Юга. Но я немного утешился, подумав, что эстафету подхватят люди помоложе — генерал Форрест, адмирал Семмс, да и младший Семмс, наконец. И смирился со своей судьбой — все-таки я был старым солдатом.
Но русская больница столь разительно отличалась от тех, которые мне довелось видеть у себя на родине, что я снова воспрял духом. А тут еще и русские врачи определили, что у меня никакое не воспаление легких, а всего лишь грипп, или как его еще называют — инфлюэнца. И меня очень быстро поставили на ноги.
Пока я лежал в больнице, из Болгарии пришла ужасная новость — русский император Александр был убит в Софии. Причем убили его, как мне рассказали, какие-то янки под предводительством некоего полковника Бишопа. Я про него никогда раньше не слышал, но генерал Форрест, который мне об этом рассказал, добавил, что этот человек пользовался печальной известностью еще во время войны, да и после нее. А еще прошел слух, что убийц наняли австрийцы, но, весьма вероятно, с подачи Англии.
Мы уже не были уверены в судьбе нашего общего дела после таких ужасных событий. Но вскоре меня навестил человек от адмирала Ларионова, попросивший прощения за то, что наша с ним встреча немного откладывается, но твердо пообещавший нам, что планы Югороссии ни в отношении Ирландии, ни в отношении нашей Конфедерации никоим образом не изменились. Это подтвердил и генерал Форрест, рассказавший, что у него, равно как и у адмирала Семмса, уже прошел ряд встреч с местными военными.
А сегодня, когда уже солнце клонилось к закату, ко мне пришел адмирал Семмс. Адмирал сказал:
— Мистер президент, врачи мне сказали, что вы уже пошли на поправку, и что через день-два вас выпишут из госпиталя. А пока предлагаю вам прогуляться по местному парку; жара уже спала, и вам там будет намного приятнее, чем здесь, в палате. Тем более что ваш доктор не возражает.
День был и правда на удивление прекрасный. Мы были не одни — по тенистым аллеям парка прогуливались другие пациенты, многие из них в бинтах, а некоторые — на костылях.
Поскольку госпиталь был военным, то большинство здешних пациентов были не больными, а ранеными. Мы присели на лавочку под огромным деревом незнакомого мне вида, как вдруг адмирал встал и поклонился проходившему мимо человеку, с черной траурной повязкой на рукаве, в мундире, не похожем ни на американский, ни на уже виденный мною русский «камуфляж».
— Ваше королевское высочество, добрый день! — сказал адмирал Семмс.
— Адмирал Семмс! Вот уж не ожидал увидеть вас здесь! — ответил незнакомец, которого мой друг назвал «высочеством». — А это кто с вами?
Я встал, и адмирал торжественно произнес:
— Ваше королевское высочество, позвольте вам представить президента Конфедеративных Штатов Америки, Джефферсона Дэвиса! Мистер президент, позвольте вам представить Альфреда Эрнеста Альберта, герцога Саксонско-Кобургского и Готского, принца Британской короны!
Принц крепко пожал мне руку.
— Мистер президент, для меня особая честь — познакомиться с человеком, который олицетворяет борьбу за справедливость, свободу и независимость своей родины. Когда началась ваша война за независимость, я хотел даже отправиться к вам добровольцем. Но мама, узнав об этом, сказала, что не дело британского королевского дома вмешиваться в чужую войну. Мне посчастливилось познакомиться с адмиралом Семмсом, когда он в 1864 году прибыл в Англию после героического боя его прославленной «Алабамы» со шлюпом северян «Кирсарджем». Какая жалость, что в конце концов джентльмены-южане проиграли этим хамам-северянам.
