Зазвенел телефон, резко, пронзительно, будто сирена над ухом. Дмитрий Николаевич вздрогнул, посмотрел растерянно на дверь. Звонок повторился. Поднял трубку:
— Слушаю.
— Дмитрий Николаевич, это Сафин, корпуса баяна отделочники задерживают, никак не разберемся…
— Так, причина?
Начальник сборочного торопливо начал объяснять, потом Бубнов перехватил трубку и принялся вносить поправки и оправдываться.
Еще полчаса назад Шубин бросился бы принимать меры, но сейчас все перевернулось в его душе, и он сухо обрезал начальников:
— Сначала сами разберитесь, а потом докладывайте.
Домой! Ни минуты здесь больше! Хватит, посидел. Пусть другой столько же посидит!
5
Жена была еще в больнице, и он не представлял, как ей рассказать. А может, схитрить, пощадить ее сердце? Да, Гале ни слова, просто расстроился — неполадки, маленькие, очень маленькие, совсем пустяки…
«К черту! Обидно, ведь я могу руководить не хуже Кочергина… С кем становилась фабрика на ноги — со мной или с Кочергиным? Нет, хватит! Завтра же подаю заявление! Ноги моей больше здесь не будет! Пусть посидят в моей шкуре — умники!»
— Гараж! Машину мне, срочно!..
Галя сидела в кресле и вязала. Спицы быстро мелькали в руках.
— Дима? Раненько ты сегодня что-то…
— Да хотел на кирпичный завод съездить, потом передумал.
— Сам? А Василий Степанович где?
— Что Василий Степанович? У него свои заботы — надо баяны реализовать, базы перегружены — отказываются.
— Странно.
— Что странно?
— Странно — хотел съездить и не съездил…
— Не понимаю, какая тут странность: передумал, завернул домой…
Дмитрий Николаевич пожалел, что не сочинил отговорки поубедительней.
— Раньше с тобой этого не случалось.
— Ну, раньше! — развел Дмитрий Николаевич руками. — Раньше со мной многого не случалось. Не случалось, например, в очках читать, к тебе в больницу приходить, килограммы лишние сбрасывать… Да мало ли чего не случалось раньше? Как ты себя чувствуешь?
— Я всегда чувствую себя одинаково — хорошо.
— Ты чем-то раздражена?
— Нисколько.
— Я же вижу.
— Дима, тебе трудно скрывать от меня что-нибудь. Я тебя знаю лучше, чем свои пять пальцев. У тебя что-то произошло.
— Ничего у меня не случилось. Поругались немного с Василием Степановичем, вот и все.
— Вряд ли…
Помолчали. И Шубину стало совестно, что он скрывает от жены истинную причину своего состояния. Неведение только еще больше расстроит ее. И он как можно равнодушнее, словно нисколько не жалея о случившемся, признался:
— Кочергин ненароком меня «обрадовал». Оказывается, дело уже решенное, и не в мою пользу…
— А ты этого не ожидал?
— Предполагал, конечно…
— И что решил?
— Уволиться… Раз такие обстоятельства, нечего людям глаза мозолить.
— Ну и правильно. И плюнь, не расстраивайся, много не потеряешь.
Шубин уловил в голосе жены жалость. Он тотчас обмяк и вспомнил, как утром шел по фабричному двору и окидывал его хозяйским взглядом, задумывал строить новые цехи и не представлял, что вечером от этих планов ничего не останется.
— Поправляйся, главное, а я сам как-нибудь… справлюсь, — сказал подавленно Шубин и заторопился с прощанием.
Дома он включил телевизор, обернул ноги пледом и безразлично уставился на экран. Там мелькали какие-то люди, они делали одно общее дело: кого-то ловили. Впрочем, Шубину вскоре стало ясно — кого, но люди на экране никак не хотели этого понять. Они разворачивали длинные умные монологи, морщили лбы и ходили из угла в угол. Усмехнувшись, Шубин подумал, что им не хватает для правдоподобия совсем немного — умения молчать и работать.
Зазвенел звонок в коридоре. Дмитрий Николаевич открыл, не поднимая глаз от пола. По ботинкам догадался: Женя Иванов.
— Проходи, проходи, — пригласил неестественно бодрым голосом.
Взглянув на главного инженера исподлобья, сразу определил: знает. И пусть, шила в мешке не утаишь, завтра по всей фабрике разнесется… Знает, потому и пришел…
Говорили о пустяках, не касаясь самого важного и больного. Но незаметно снова пришли к фабрике.
— Звонил сегодня в институт насчет аппаратов для окончательной настройки — обещали прислать еще три штуки, — сказал Женя, забывшись.
Дмитрий Николаевич вздрогнул и поморщился, но было поздно: Женя вошел в привычную колею.
