— Чушь! Это надо еще доказать! — воскликнул мефистофельский баритон.
Байрам оглянулся. Ему почудился голос космолога.
— Да это Ганс с экрана говорит! — хихикнул Слейтон.
— Я давно слежу за вашими рассуждениями, — подтвердил космолог: — Мягко говоря, они неточны! Мы летим в новом ответвлении «субсветного туннеля». Космолет увлекается потоком квантов тяготения — гравитонов. Их скорость в тысячи раз больше, чем скорость света! Значит, цивилизация, пославшая сигнал — совершенно загадочный мир. В нем свой ход времени. Получить прямое доказательство истинности моей гипотезы — великая задача экипажа.
— Вот и получи!.. — сказал американец: — Лезь в эту «вселенную», чтоб не вернуться назад! Зато испытаешь радость первооткрывателя. Лавры тебе вручать будет некому.
— Спасибо за сочувствие, — язвительно поблагодарил Ганс, исчезая с дисплея.
Вскоре носовые локаторы передали на главный экран черно-багровый контур эллипсоида вращения. Он то пропадал, го вновь выскакивал из мировой пустоты.
- А это что?! — гадал Байрам, окончательно запутавшись в «картинках», рождаемых квантами тяготения.
- Думаю, игра в прятки, — в своей обычной манере ответил Слейтон: — Ты меня спрашиваешь? А я хотел спросить тебя, Вызывай Ганса, он все разъяснит.
Ганс был невезучим. Едва он вошел в рубку, как исчезла сила тяжести. Байрам, не закрепившийся в кресле, и космолог нелепо повисли в воздухе, цепляясь макушками за потолок. Потом гравитация изменила знак, оба грохнулись на пол, набив себе шишки. А Слейтона втиснуло в кресло так, что он не мог вздохнуть.
— Ганс, что с нами происходит? — запищал он будто с того света.
Космолог промолчал, прикладывая к здоровенной шишке на лбу медный кружок — кажется, личный талисман, испещренный средневековыми заклинаниями.
Сила тяжести в корабле успокоилась. Немного придя в себя, Ганс объяснил:
— Корабль чувствует в пустом, казалось бы, пространства «Скрытую массу». Она невидима, однако притягивает!
— Невидимая Вселенная? — сказал Слейтон обычным голосом, так как сила тяжести пришла к нормальной: — Я слышал о ней! Только не помню, где и что.
— Надо глубже интересоваться космологией, — назидательно заметил Ганс: — Ну, тогда слушай! Мы видим только два с половиной процента массы нашей Метагалактики, то есть двадцать пять тысячных долей. Где и в какой форме существуют остальные девяносто семь и пять десятых процента вещества? Никому неизвестно. Например, девять десятых знаменитой туманности Андромеды невидимо ни в одном диапазоне магнитного спектра — от радиоволн справа до гамма-лучей слева. Понятно?
— М-м, не очень, — признался пилот. Ганс снисходительно улыбнулся:
— Не горюй! Потом поймешь. Мы наверняка оказались вблизи «невидимой галактики», не обладающей высокой светимостью в каком-либо участке спектра. Иначе увидели бы ее звезды, туманности, планеты. Является ли она газом? Не думаю! Иначе приборы уловили бы состав газа — будь он хоть горячим или нейтральным. Новейшая теория гравитации утверждает: в невидимую галактику возможно проникнуть. Плотность вещества в ней лишь в два раза больше плотности воды.
— Ничего себе!.. — сказал Слейтон насмешливо: — Если туда проникнет космолет, нам все равно крышка.
Ганс загорячился:
— Ты считаешь, что невидимая вселенная выдумана физиками двадцатого века? Но ее существование обосновали такие корифеи науки, как Уилер, прозванный «генератором сумасшедших теорий», Эйнштейн и Логунов, автор учения о релятивистской гравитации, доказавший, что бесконечная плотность вещества — Сингулярность — невозможна...
— А это почему же? — спросил Слейтон.
— Потому, что она возникает за конечный отрезок времени, измеряемый космонавтами по своим часам в момент касания Невидимой Массы. Ну, понял?
— Байрам! Убери от меня этого заклинателя змей! — воскликнул пилот, зажимая уши: — Ум за разум заскакивает. Я не собираюсь быть космологом! Хватит и того, что имею.
Ганс презрительно улыбнулся:
— Не хочешь слушать? Не надо. Скажу еще пару слов насчет «ухмылки Чеширского Кота», напугавшего вас с Байрамом. Картинка появилась в момент, когда лавина гравитонов деформировала часть пространства, и образовалась боковая ветвь, «туннеля». Едва космолет свернул на нее, Кот бесследно исчез... Теперь мы летим над Сингулярностью — массой сверхплотного вещества, ровесника Большого Взрыва, который является «матерью» нашей Метагалактики.
