Грейс едва не задохнулась. Должны же быть какие-то слова, чтобы описать всю эту гору грубой силы, представшей перед ней, но она была слишком потрясена, чтобы подыскать слова в сложном водовороте мыслей, будораживших ее разум в промежутках между резкой дрожью, которая каждые несколько минут прокатывалась по позвоночнику.
— Я хочу сказать, — Майкл продолжал стоять лицом к огню, — что мы оба сделаны из одной и той же простой, Богом данной, плоти и крови. — С этими словами он повернулся к Грейс и встретился с ее пристальным взглядом.
Обидевшись, Грейс закрыла глаза и повернула голову, чтобы молить о спасении от… от… от чего-то такого, чего она не могла припомнить в своей жизни. Грех. Это, несомненно, было частью греха. Она молилась о спасении оттого, о чем практически ничего не знала.
Правильно. Одна и та же простая, Богом данная, плоть и кровь. Неужели он нес такую чепуху? Господи, это ему дорого обойдется…
Майкл приподнял одеяло и осторожно лег рядом с ней. Она вздрогнула и поспешно отодвинулась. Нет, ее мокрую сорочку необходимо снять, и Майкл чувствовал, что терпение у него на исходе.
— Успокойтесь, — прошептал он. Обхватив ее за талию, Майкл, несмотря на судорожные протесты с ее стороны, снял с нее сорочку и прижал Грейс к своему телу.
Боже, она была холодной, как ледышка. А вот ему скоро станет жарко. Майкл изо всех сил старался отвлечь свое внимание от близости женского тела.
— Дайте мне ваши руки, пробормотал он Грейс на ухо. Его пальцы переплелись с заледеневшими пальцами Грейс, ноги он продвинул вперед, пока не столкнулся с ее ногами. Немного раздвинув колени, Майкл сомкнул их вокруг ее ледяных ног.
Грейс вздрогнула всем телом, а из горла вырвался какой-то сдавленный звук, который она не смогла сдержать.
— Все в порядке, дорогая. Подвинься поближе ко мне… Давай немного поспим. — Майкл попытался как можно больше прикрыть ее хрупкое тело своим. — Не волнуйся, все самое худшее уже позади. — Для нее. А для него все самое худшее только начиналось.
Он почувствовал ее слабый выдох, а потом еще долго прислушивался к ее прерывистому дыханию, прежде чем их тела не образовали единое целое. Очевидно, она была слишком потрясена или измучена выпавшими тяжелыми испытаниями, чтобы что-то сказать. Прошло немного времени, и напряжение наконец покинуло ее.
Майкл улыбнулся и уткнулся носом в ее затылок, наслаждаясь приятным, сложным ароматом. В этом месте кожа у нее была такая нежная и шелковистая, как облако ее волос, которые в свете камина казались серебристо-золотыми.
Майкл никогда никем не любовался так, как этой женщиной. Отчасти чопорная застенчивость, отчасти изысканная элегантность и сама женская таинственность. Что, ради всего святого, делала эта голубоглазая графиня совершенно одна в этой глуши?
Когда ее пальцы согрелись и стали гибкими, Майкл оставил их в одной руке, а другой рукой обнял ее, коснувшись пальцами округлого изгиба ее бедер.
Он был уверен, что не уснет. Проклятие! Его тело может отреагировать, как тело любого другого мужчины, способного дышать, но он же не гнусная, развратная скотина. Из-за необходимости он вел размеренный образ жизни, и никто, ни одна женщина никогда не вырывала его из собственного простого, упорядоченного мира.
Он заставил себя на полдюйма отодвинуться от Грейс и поблагодарил звезды на небе за то, что она спала и не чувствовала его реакции на свое нежное тело. Майкл проклинал судьбу, которая столкнула их на его дороге, однако не признавала, что он — из разряда людей, ей подобных.
Грейс, черт бы ее побрал, оказывается, графиня.
А он кузнец, и фермер, и бывший скромный конюх. О, и еще беглец к тому же!
