— Разумеется, нет, — зашипела она, с негодованием отодвинув вешалки с платьями.
У Картера перехватило дыхание. Конечно, она была одета, но как! Розовое с белым бикини, едва закрывавшее грудь, и короткая юбка с разрезом, плотно облегавшая бедра, создавали впечатление полной раздетости.
— Картер. Картер. Что с вами? Вы весь побелели.
Вероятно, потому, что забыл дышать. Он успокоительно кивнул.
— Этот наряд… может свести с ума любого мужчину.
Джоуни опустила глаза.
— Не удивительно. Ведь я фактически голая. — Она смотрела на груду нарядов на скамейке. — Остальные не лучше. На блузках декольте до пупа, на юбках разрезы до… неприличия.
Картер взял красное платье без бретелек. При одной мысли, как хороша будет Джоуни в таком платье, по телу у него разлилось тепло.
— Держу пари, в любом из этих нарядов вы выглядите превосходно.
Она скривила лицо.
— Нет. Не делайте так. Вы очень красивы. — Он взял ее за плечи и повернул лицом к зеркалу. — Посмотрите на себя.
В женщине, смотрящей на них, было все, о чем мог мечтать любой мужчина: кремовая кожа, блестящие волосы, соблазнительные округлости. Картер не мог налюбоваться ею.
Джоуни нахмурилась.
— Живот слишком большой.
— Ничего подобного. — Он провел рукой по ее мягкому, несколько округленному, невероятно эротичному животу. — Вы выглядите так, как должна выглядеть женщина.
Все еще хмурясь, она подтянула топик-бикини.
— По-моему, он слишком мал.
Картер широко улыбнулся.
— А по-моему, он и должен быть таким. — Он обхватил обеими руками ее груди. — Вы же знаете, как говорят: что имеешь, то и афишируй.
Она покраснела и встретила его взгляд в зеркале.
— Картер, я правда не думаю…
— Ш-ш.
Он провел большими пальцами по ее грудям, наблюдая в зеркале, как ее глаза теряют фокус, и чувствуя, как она задрожала и прижалась к нему. Держа одну руку на ее животе, а другой лаская ей грудь, он наклонился и поцеловал ее в шею.
Она пошевелила бедрами, крепче прижимаясь к нему, и невольно прикусила губу, чтобы не застонать вслух. Что она сделает, если он предложит ей повернуться?..
Стук в дверь прозвучал как пушечный выстрел. Оба застыли с вытаращенными глазами.
— У вас все в порядке? — справилась Монетт.
— Д-да, все прекрасно, я почти решила.
— Дайте мне знать, если вам понадобится другой размер или цвет.
— Обязательно.
Когда Монетт ушла, Джоуни уперлась локтем ему в живот и оттолкнула к груде платьев на вешалках.
— По-моему, вы немного переигрываете в своей роли бойфренда. — Она перебрала беспорядочно лежавшие платья, пока не нашла свою одежду. — Я виновата не меньше вас, потому что позволила вам воспользоваться незначительным физическим влечением, которое мы питаем друг к другу.
— Кто говорит, что оно незначительное? — Скрестив руки, он наблюдал, как она вешает платья на плечики. — Если все дело только в этом, почему бы нам не удовлетворить его?
Она пристально посмотрела на него.
— О чем вы говорите?
— Если чувства, связывающие нас, незначительны, что плохого, если мы позволим себе предаться удовольствию? Чисто физические отношения. Никаких обязательств.
Она помотала головой.
— Вы, может быть, и способны на такое, но у меня более высокие моральные принципы.
Он подвинулся к ней ближе, прижав к зеркалу.
— То есть для удовлетворительных физических отношений вам обязательно эмоциональное влечение?
— Именно. А поскольку у нас с вами этого нет, я не собираюсь ложиться с вами в постель.
Он оглядел забросанную одеждой крошечную кабинку.
— Какая же это постель?
Она подтолкнула его к двери.
— Выйдите, мне нужно одеться.
— Мисс Монтгомери, у вас кто-то есть? — услышали они высокий, тревожный голос Монетт.
Джоуни прошла мимо Картера, отперла замок, распахнула дверь и указала ему на выход.
— Мой друг помог мне застегнуть молнию, — объяснила она. — Он уже уходит.
Картер кивнул.
— Я ухожу. Но вам не всегда будет так просто от меня избавиться.
Снова оставшись одна, Джоуни привалилась к стене кабины. Тело еще хранило память о руках Картера, и каждый нерв гудел от неудовлетворенного желания.
Она не хотела связывать свою жизнь с человеком, ежедневно рискующим жизнью, но рядом с Картером она совсем забывала об этом. Сколько бы она ни уговаривала себя, что это не причинит ей ничего, кроме боли, когда его руки или губы прикасались к ней, все разумные мысли куда-то исчезали.
